— Давай я тебе расскажу! — Джеймс приподнялся на локте.
— Не-не, погоди. Тут вроде всё просто. — Майкл сосредоточенно нахмурился, как на экзамене. — Трудами изнурен, хочу уснуть, — негромко прочел он, — блаженный отдых обрести в постели.
Он глубоко вдохнул, прикрыл глаза. Он, чёрт возьми, хорошо помнил, что такое бессонница, когда после тяжелого дня ноет все тело, гудят ноги, глаза не могут открыться — а мысли скачут и скачут, как ненормальные, и у каждой, как консервная банка на хвосте, брякает имя — Джеймс, Джеймс, Джеймс.
— Но только лягу, вновь пускаюсь в путь — в своих мечтах — к одной и той же цели, — тихо сказал Майкл.
Было так — лунный свет бил в окно с такой силой, что стекло опасно потрескивало. Взгляд скользил по стенам, по обрывкам журналов и фотографиям, но не видел ни одного лица — потому что среди них не было Джеймса.
— Мои мечты и чувства в сотый раз идут к тебе дорогой пилигрима, и, не смыкая утомлённых глаз, я вижу тьму, что и слепому зрима, — прочёл Майкл.
Было так — комната казалась чёрно-белой. Он лежал, закинув руку за голову. В стаканчике с подписью «Джеймс» стояли карандаши. Было так?.. Или приснилось?..
— Усердным взором сердца и ума во тьме тебя ищу, лишённый зренья…
Шелест одежды, треск статики, голая спина в темноте, скрип половиц, чёрные волосы на белой подушке.
— И кажется великолепной тьма, когда в неё ты входишь светлой тенью, — сказал Майкл. Покусал губу, качнул головой. — Мне от любви покоя не найти, — добавил он и сам понял — правда. — И днем и ночью — я всегда в пути.
— Майкл… — выдохнул Джеймс. Он прижимал пальцы ко рту, смотрел огромными глазами, будто сейчас заплачет.
— Чего? — удивлённо спросил тот. — Клёвые стихи у твоего Шекспира. Но вот нет чтоб сразу сказать — думаю о тебе, аж спать не могу.
Он снова лёг на спину, подложил руки под голову.
— Ты даже не представляешь, какой ты талантливый, — прошептал Джеймс.
— Я-то?.. Не говори ерунды, — фыркнул Майкл. — Меня даже из школьного театрального кружка выперли.
— За что?!
— На каждой репетиции пугал девчонок до визга, — улыбнулся Майкл. — Я волка играл, а они как меня видели, все слова забывали.
— Могу себе представить, — Джеймс провёл по щекам ладонью. — Я тоже иногда всё забываю, когда тебя вижу.
Майкл сгрёб его в охапку, завалил на себя. От камина шло ровное мягкое тепло, комната прогрелась так, что под пледом было жарко. А может, жарко было от тёмных синих глаз и мягких губ, искусанных до красноты.
Под столом от глухих вздохов проснулся Бобби. Встревоженно заскулил, подполз ближе, ткнулся холодным носом в щеку Майкла.