Сцена у них обоих сегодня была без слов.
Они готовились к ней пару недель. Обсуждали каждую деталь, каждый шаг, чуть ли не схемы со стрелочками рисовали. Питер уже не паниковал от самого факта постельной сцены с мужчиной. Волновался, конечно — но это было рабочее волнение, а не страх внезапно очнуться геем. Майкл, впрочем, все равно держал руку на пульсе и не давал Питеру загоняться.
— Значит, Терренс стоит у стола, никого не ждет, — в десятый раз говорил он.
Они садились в стороне от рабочей суеты на раскладных брезентовых стульях. Майкл разваливался, как на шезлонге, открывал банку холодного горького тоника. После сета он обычно не переодевался — так и таскал вещи Эрика, старался даже парик не снимать.
— А если ждет?.. — спрашивал Питер, сутулясь и втыкая локти в колени. — Если не ждет, но надеется? У него может быть предчувствие?
— Ты мне скажи.
— Терренс стоит у окна, — повторял Питер. — Он волнуется.
Майкл протягивал руку и легонько щелкал его в висок. Питер обиженно встряхивался:
— Эй!.. Ты чего!
— Это ты волнуешься, — говорил Майкл. — А не Терренс.
Если где-то рядом в пределах видимости или слышимости оказывался Джеймс, Майкл орал через всю площадку:
— Джаймс!.. Скажи мне, как автор!..
Джеймс подходил с независимым видом, клонил голову набок и с любопытством смотрел на Питера, будто это Питер звал его подойти.
— Что за вопрос?
— Перед приходом Эрика Терренс волнуется?
Джеймс выпрямлялся, поднимал глаза вверх, будто советовался со своим внутренним голосом. Майкл внимательно смотрел, как тот шевелит бровями, хмыкает, морщит губы. Питер тоже смотрел — завороженно, распахнутыми глазами, будто верил, что Джеймс сейчас разговаривает с героями где-то у себя в голове. Выждав достаточно длинную паузу, чтобы можно было решить, что в ответ сейчас будет обстоятельный монолог, Джеймс возвращался из странствия в свои авторские глубины, раскрывал рот, делал вдох.
— Нет.
— Вот! — наставительно говорил Майкл, указывая на Питера пальцем. — Из-за чего ему волноваться? Он ничего не ждет.
— Но он напуган!
— Это ты напуган.