— Лепреконы украли.

— Зачем лепреконам штаны Эрика?! Ты и для этого десять обоснований найдешь?

— Зачем десять? Достаточно одного: они каверзные сволочи, и шутки у них так себе.

Питер возмущался, смеялся, сердился. Однажды запустил в Майкла сброшенной с ноги туфлей. Майкл увернулся и вдохновился:

— Вот! Знаешь, где так надо сделать? Когда Терренс под утро возвращается в поместье после того, как Эрик бросил его в холмах! Он же еще грязный будет, промокший, весь в репьях…

— Он там перчатку кидает! — возражал Питер.

— А пусть кинет туфлю! Что он, перчатки потерять не может? Может! А кинуть чем-нибудь надо.

Питер с сомнением смотрел на Джеймса, тот разводил руками:

— А почему нет?.. Это вполне в духе Терренса, особенно после ночи блужданий в холмах по вине Эрика — представь, как он должен быть зол.

Питер возмущенно сопел, сомневался, обдумывал эту идею — потом соглашался, что можно хотя бы попробовать. Шене позволял им вольные отступления от сценария, и в их руках история развивалась, запутывалась, распутывалась, жила собственной жизнью. Выученные слова постепенно терялись в памяти, им на смену приходили другие. Каждую ночь Майкл засыпал, с нетерпением ожидая нового дня — и старался не смотреть на календарь, не считать дни, которых оставалось все меньше.

Снимать решили поздно вечером. Для Майкла время не имело значения, но Питеру так было проще, так что все подстраивались под него.

Гримеры ждали его в особняке за несколько часов до съемок. Джеймс и Шене были на месте, обсуждали детали. Сцену планировали снимать с рук: для аппаратуры в комнате, изображавшей спальню Терренса, просто не было места. Майкл заглянул к ним поздороваться, потом ушел к гримерам в соседнюю комнату — готовиться. Через раскрытую дверь было видно, как эти двое взмахами рук инструктируют оператора насчет его маневров.

Майкл разделся до пояса, сел на крутящийся табурет перед зеркалом. Марти оглядела старые шрамы, оценивая масштаб работы, цокнула языком. Почти всю эту красоту она должна была спрятать.

— Пару оставь, как договаривались, — напомнил Майкл. Та угукнула, взялась за тонкий силикон и ножницы: расставлять на Майкле заплатки.

Не прошло и получаса, как в гримерной объявился Питер.

— Ты рано, — сказал Майкл, отрываясь от разглядывания через зеркало, как Джеймс, сидя на краю массивной кровати, слушает разговор Шене и директора по свету. Часть сцены шла при свечах, в оранжевом цвете, часть собирались снимать в синем “лунном” мареве через фильтр. В окно спальни мигал софит: ему крутили туда-сюда интенсивность.