Роль была небольшая, обычный парень из уличной банды. В основном он просто присутствовал в кадре, у него бало только три реплики: «Дай сюда», «Это сколько?» и «Сваливаем!». Он настолько был уверен, что у него ничего не выйдет, что он даже не играл. Просто был собой. Чтобы не стоять на фоне столбом, вечно придумывал себе какое-то занятие — то колупал краску на фонарном столбе, поглядывая на разговор главных героев, то сидел на краю стола, сворачивая самолетик из обрывка газеты и качая ногой, то примеривался обчистить чужие карманы, то грыз яблоко. У героя даже имени в титрах не было — просто «Парень из банды № 2».

По пути назад Майкл захватил попкорн из микроволновки, завернул в комнату, выделенную под офис. Достал шкатулку из сейфа, где лежали документы, сценарий Неверлэнда и несколько пачек наличных.

Застегнул ремешок часов на запястье. Вернулся в зал.

Джеймс сидел на диванчике, на полу перед ним лежал Бобби, пристроив ему голову на колени. Джеймс гладил его по ушам, а тот смотрел ему в лицо взглядом, полным немого обожания, и мотал хвостом. Майкл поставил кассету в медиа-центр, погасил свет. Из проектора в экран ударил яркий луч белого света. Майкл сел рядом с Джеймсом, тот привалился к его боку, будто всегда так делал, и Майкл обнял его за плечи одной рукой.

Он смотрел лишь однажды, много лет назад — родители хотели увидеть, что получилось. Сам он, что получилось, так и не понял, но тогда фильм ему не понравился. То есть — он сам себе не понравился, оценить фильм он не смог. Он приготовился вытерпеть полчаса и пожалел, что нельзя уткнуться в телефон, пока все не кончилось.

Джеймс взял его за руку, сплел с ним пальцы, привалился головой к плечу. Словно не было никакого другого мира, другой жизни, а они всегда, вдвоем, первыми смотрели, что получилось.

И все изменилось. Что было иначе — Майкл не мог бы сказать, но что-то было. Он увидел. Не себя — героя. Короткую историю. Немного сумбурную, дерганую, но очень живую. Он как будто смотрел на себя глазами Джеймса — и видел совсем не то, что видел раньше. Будто Джеймс позволил ему отделить себя самого от себя на экране, и он смог взглянуть… непредвзято.

Джеймс был прав — на экране был не он. Его герой. Молчаливый, интересный, немного забавный. Отсутствие реплик ему не мешало — ему не надо было ничего говорить, у него на лице отражалось все, что он думал. Как он следил глазами за другими героями, как он неодобрительно хмыкал и складывал руки на груди или совал их в карманы, сутулясь, как он сжимал губы, как он качал ногой. Это была не его мимика, не его повадки.