— А я хочу посмотреть, как ты был плохим.
— Тебя просто тянет ко всему плохому, да? — не удержался Майкл. — Прям мимо пройти не можешь.
— Никак не могу, — согласился Джеймс.
— И как мне после этого водить тебя по хорошим ресторанам?
— У тебя хорошее воображение, ты что-нибудь придумаешь.
Майкл засмеялся. Швырнул вперед мячик, Бобби рванулся за ним по дорожке, вздымая песок. Майкл на мгновение прижал Джеймса к себе за талию, шепнул на ухо:
— Сучка.
Тот улыбался, глядя в сторону, будто совершенно ничего не слышал, а если слышал, то это было не о нем. Майкл убрал руки, пошел рядом, ровно. Бобби примчался с мячиком в зубах, полный энтузиазма продолжать игру. Джеймс забрал мяч, запустил вперед — Бобби, счастливый, умчался.
— Я никогда не смотрю свои фильмы, — признался Майкл. — Не могу.
— Ты говорил, — сказал Джеймс.
— Может, я просто дам тебе кассету?
— Нет, — легким тоном отозвался тот, будто дурачась.
— Оцифрую и пришлю по почте?
— Нет.
— Отправлю кассету на твой домашний адрес?
— Нет. Я хочу посмотреть его вместе с тобой. И даже не пытайся сказать мне, что ты его потерял.
— Я его еще и не искал, — буркнул Майкл. Потом смиренно спросил: — Попкорн делать?..
— Нет, — сказал Джеймс. — Хотя… да. Делай.
Домашний кинотеатр у Майкла был вполне настоящим кинотеатром, просто в миниатюре. Два ряда кожаных диванчиков с подставками под стаканы с газировкой, проектор под потолком, экран — все, как полагается. Майкл не понимал тех, кто смотрит фильмы с ноутбука или господи боже с телефона. Ему нужен был масштаб. Он любил видеть лица героев ярко, близко — так, чтобы видна была микромимика, взгляды, выражения губ. Так, чтобы любой взрыв дышал жаром огня прямо в лицо, а в погоне, казалось, ты участвуешь сам, и от виражей у тебя самого немного кружится голова. Бран все время уговаривал его поверить за экран плазму, чтобы можно было поиграть в приставку, но Майкл упирался: кинотеатр был не для игр, а для фильмов, и если Брану не нравится размер плазмы в гостиной, пусть купит туда новую, а ему и так хорошо.
В одной из кладовок под гаражом стояли коробки с разным неразобранным хламом, который Майкл собирался перебрать, рассортировать и выкинуть уже года четыре. Кассета нашлась там, среди потерянных и ненужных вещей, в пластиковом кейсе с выцветшей обложкой, распечатанной на цветном принтере. Майкл взял ее в руки, посмотрел на свою физиономию. Молоденький, страшненький, угрюмый. Фильм снимали в ту осень, когда он освободился. Майкл был полон тоски, вины и надежды. Впереди, как он думал, будет пять лет. Он отнесся к первым съемкам не слишком серьезно, поначалу хотел отказаться — мол, не мое, куда меня с моей рожей — в камеру? Но за съемочный день предлагали хорошие деньги, а деньги были нужны. Кроме того, он не мог не думать, что Джеймс верил в него. Отказаться значило проебать эту веру. Майкл хотел оставить с ним хотя бы эту иллюзорную связь. Мол, я делаю то, что ты бы хотел, чтоб я делал. Видишь?.. Я хотя бы попробую.