Мне так надоело убеждать и уговаривать, объяснять, что глупые поступки таковыми и останутся, какой аргумент не подкладывай под их прогнившую основу. На этот раз я решила просто жить дальше и ни во что не вмешиваться. Чем больше усилий я прилагала, тем сильней он запутывался. Зачем тащить из паутины муху, которая настойчиво лезет обратно. И я оставила попытки. Антон готовился к привычным уговорам и, не дождавшись их, был крайне удивлен. Казалось, его задело мое равнодушие:

— А ты чем будешь заниматься?

Я улыбнулась мечтательно и беззаботно:

— Друзья зовут на яхту… Погода, понимаешь…

— Вот это да! А как же я?

— А ты приедешь — позвонишь.

— Ах, вот значит, как! — возмущение Антона прозвучало деланно и крайне неуместно, — Я за порог, а она с друзьями на яхту!

— Ты, можно подумать, в командировку едешь.

На этот раз я легко осадила Антона. Мне до смерти наскучили его остроты, попытки оседлать шутливую волну.

— Я еду к сыну, — затянул он привычное.

— Ну, кто бы сомневался! — я возвела глаза, — Как раз на это весь расчет.

Карточный финт Амины вызвал изжогу узнавания, реакция Антона — сочувствие и зрительский порыв поаплодировать эффектному кульбиту дрессированной собачки.

— Мне плевать на расчеты, я должен быть с сыном!

Антон все больше распалялся, как человек, сознающий, что делает глупость, но не желающий это признать.

Я криво усмехнулась:

— Какой же ты предсказуемый!

— Ладно, проехали! — пробурчал Антон и поджал губы.

Машина остановилась, и я жеманно помахала ручкой.

— Постой, — не удержался он, — давай погуляем по парку!

— А как же самолет?