Светлый фон

Дядя Толя свистит, дядя Миша матерится. Но собака уже в азарте, ничего не слышит. Бросаемся за ним. Начинается настоящая курино-собачья битва: вопли, визг, белые перья летят во все стороны. Мы почти настигаем их, когда Зяма вдруг замечает невдалеке добычу поинтереснее и покрупнее — из небольшого двора на шум выходят полюбопытствовать индюки.

Мы задыхаемся, путаясь в высокой траве. Мужчины орут, размахивают кулаками и ружьями. Но пёс не думает. Что тут думать?! Индюк — вот это добыча, а не ваша дурацкая курица! Бросает полу-придушенную птицу и пускается за приблизившимися индюками.

Разгорается новая битва: вопли теперь индюшиные, визг собачий, перья уже серые летят. Большие птицы кое-как разворачиваются и неуклюже бегут домой, обратно во двор. Зяма — за ними. Мы к этому времени только подбегаем к границам огорода. Раздается оглушительный собачий лай, затем визг.

Смотрим: две козы гонят Зяму назад, по очереди бодая в зад, за ними — огромный оскаленный белый кот и маленькая, но очень звонкая собачонка, все больше отстающая от этой карусели в перьях. Последней из ворот выбегает полусонная грузная женщина в длинной ночной рубахе и с веником в руках.

Зяма подбегает и прячется в ногах у дяди Толи, спешно пытающегося натянуть свои спадающие штаны. Козы и кот разворачиваются обратно, а собачонка бегает по кругу с оглушающим лаем. Видим: в нашу сторону с криками стартует сама хозяйка, по пути собирая своих кур, и мы, как обезумевшие, срываемся и несемся со всех ног обратно. Шапки набекрень, сапоги с ног слетают, падаем, встаем, снова бежим. Зяма — впереди всех.

На подступах к нашему лагерю видим летящую низко утку. Дядя Миша, не задумываясь, стреляет. Та падает в прудик, пёс летит за ней. Ныряет. Вместо утки приносит рыбину весом примерно чуть больше килограмма. Та, видимо, грелась у поверхности и была подбита дробью прямо в голову. Зяма бросается обратно — за уткой.

Вижу, что недалеко от берега пёс начинает тонуть, запутавшись в чем-то, может, в сетях. Недолго думая, ныряю за ним. Один шаг — и меня вскрывает по шею. Еле как, под крики мужчин, выплываю, выдергиваю пса и так и доставляю до берега. Я — его за шкирку, он — в пасти утку.

Зубы у меня звенят друг о друга от холода, руки трясутся от волнения после пережитого. Дядя Миша заставляет меня сесть в машину и включает печку. Он что-то говорит, ругается, грозит мне пальцем. А я ему:

— Я ваш дочь люб-лю.

— Да знаю, — так по-простому отвечает он.

— Люб-лю Зоя. — Пытаюсь его убедить.

Меня колотит. Дрожу всем телом.

— Да хорошо все, пацан. Хорошо. — Хлопает по плечу, смеется и оставляет меня одного.