— ТЫ ПРИДУРОК! — неистово, горестно, сплевывая разочарование и гнев в лицо. Шаги мои покорно ближе. На глаза проступили слезы. Болью давясь из-за непонимания… из-за предательства всех наших с Мирашевым стараний и надежд. — Я ЕГО ЛЮБЛЮ!

Оторопел Федька, не дыша.

Жуткие, режущие, палящие мгновения молчания, тишины — и тихим, осиплым, полным мучений и страха, голосом:

— А он? Он… любит тебя? Или будешь, как Ритка? Бежать за теми, за тем, кому и нахуй не нужна?

— Любит, — несмело, не сразу… но ответила я.

Вдруг шорох позади.

Шаги ближе.

Приговором:

— Люблю, — узнаю голос Мирашева…

Поежилась невольно. Мурашки по телу…

Залилась я доброй, смущенной, кривой улыбкой, спрятав взгляд.

Не оборачиваюсь — но и не надо, еще миг — и замер вплотную ко мне мой Тиран — чувствую спиной родное тепло.

— Ну так женись, — дерзкое, с вызовом, Рогожина, едва нашел силы на звук. — Или слабо? Только Пиздеть можешь?!

Рассмеялся ядовито Мирон:

— А это… уже не твое дело, — гаркнул. — Мы сами решим… что нам и когда делать.

Загоготал, паясничая, Федор… едко, горько, опечалено. Взор около; закивал головой. Резво мне в лицо:

— И ты этой… скользкой твари веришь? — заледенела его ухмылка, а глаза заблестели от боли, от разочарования… во мне.

— Как себе, — не лгу. Четко и искренне. Серьезно.

Застыл Рогожин.

— Федя… — Отваживаюсь… вопреки всем своим собственным запретам и уговорам самой себя, на откровение: — Ты даже не представляешь, что этот человек для меня сделал. И это даже не… сегодняшнее решение Суда, — от удивления вздрогнули того брови, но смолчал. Выжидает. — Я его люблю… и это не просто слова. И не тебе решать с кем и как мне быть. Больше нет. Прошли те времена… А муж он мне или так… — неважно. Я знаю, что без него — я не хочу, да и не смогу жить. И этого достаточно, — приговором.