— Мне эта Сука… — внезапно отозвался, продолжив, — пиздел прямо в глаза. Клялся, гнида, что ни**я не знает про всю ту ебатень!.. Что был далек и не вмешивался, разгребая свое д*рьмо! И ты… ты дала ему уйти! Тогда еще, в парке… А я, тупой, слепоглухой уе*ок, и не догадался! Хотя же все же очевидно было! блядь, да он же… практически был в моих руках!.. — жалящая тишина, пронзающая, казалось, до костей. Вдох-выдох… его, мой. — Не жить этой твари… — уже более сдержано, — так или иначе. И уж лучше… он сам себя… чем, когда я до него доберусь.

Невольно глаза в глаза со мной, отчего тотчас я вздрогнула, дернулась невольно в его хватке, пронзенная бесовским полымем, сочившимся из взгляда, но удержал. Притиснулся вплотную к моему уху вновь и, обдавая дыханием, будто тот аспид, зашипел:

— Всех… Ника. Хочешь ты того или нет… всех вспорю… без стыда и жалости, без суда и следствия. Всех.

Силой разворот, сжимая за плечи, очи в очи маниакальным взором, а на лице — психопатическая ухмылка:

— Ты моя баба. И Трахать тебя… буду только я! — стиснул еще сильнее, отчего едва уже сдерживаю писк. — А уж тем более… недобровольно.

Вмиг впился, будто с цепи сорвавшись, грубым, повелительным поцелуем мне в губы — покорно отвечаю. Напор — шаги вслепую, попятилась — уперлись в стену. Скользнул руками по голому телу, жадно, до откровенной боли сжимая мою плоть. Еще миг — и подхватил себе на руки.

Чуть в сторону — и усадил на тумбу. Резво раздвинул ноги и приблизился вплотную. Ловкие, почти на автомате действия — и тотчас вскрикнула я, окончательно утопая в его власти. Резкие, деспотические, шальные движения, окончательно расставляя все точки над «и» и закрепляя мое рабство под своим началом.

Сдерживала крик, сдерживала плач от его топорности… Но минуты «истязаний» — и в какой-то момент осознание того, что всё это творит со мной Мирашев, а не кто-то иной, перебороло, победило всё: нездоровой, шизофренической волной захлестнуло, превращая боль в наслаждение, вырываясь стонами, роняя меня с головой в какой-то жуткий, откровенно развратный, пошлый… полоумный, наверняка, неестественный, сладострастный экстаз, транс… омут дикой жестокости и непоколебимой защиты, абсолютной неприкосновенности извне и безмятежной неги… вседозволенности.

Еще мгновения, еще его напор — и обмер во мне, разливаясь тирана блаженством…

Не сразу, но момент — и коченела я, осознавая… произошедшее.

…Стремительно приблизился к моему уху. Сражаясь, наперебой с учащенным дыханием, что все еще не хотело приходить в норму (да и сердце колотилось, словно ошалевшее), шепнул: