Первыми… сорвались слезы. А после — и вовсе дикий, жуткий… агонии, догорающей адекватности, писк вырвался из моей груди. Еще миг — вскочила с места. Рванула вперед…

Казалось… земля загорелась под ногами.

Кинулась Ему на шею, едва не сбив с ног. Пошатнулся, но удержал равновесие, а вместе с ним и меня заодно.

— Ладно, я побежал, а то очень спешу! — послышался знакомый голос, но игнорирую.

— Ага, давай, — кивнул головой мой Федор.

— Ни… — только склонился мне что-то сказать, как не дала договорить: тотчас впилась дружеским, но жадным, голодным поцелуем в губы. А далее, словно полоумная, принялась семенить по всему лицу.

Ржет, смущенный:

— Некит, ты че? — пытается вырваться. Еще его напор — и поддаюсь. Останавливаюсь, немного отстранившись, давая себе возможность хорошо разглядеть родные глаза, улыбку…

— Отпустили, да?! — отчаянно, мольбою глупою, едва осознанно.

— Нет, — гогочет. — Сбежал…

Рассмеялась и я пристыжено.

— Насовсем же, да? — все еще не могу поверить, давясь соплями и горечью облегчения, остатками всего того, что столько времени гноило мне душу.

— Да, Ник. ДА! — излишне громко, радостно; улыбается добро, а у самого тоже уже блестят от переизбытка чувств глаза. — Оправдали!

Вдруг шорох позади нас. Несмелые шаги. Движение взгляда Рожи — и окоченел от ужаса.

Резво отстранилась я от брата, обернулась — Мирашев… застыл в метре от нас. Ехидная, лживая улыбка исказила его уста, кроя истинные эмоции:

— Ну, поздравляю, — миг сопротивления… комканья своего «я» (явно ради меня) — и протянул руку Рогожину в знак приветствия.

— А этот хуе че здесь делает?! — гневно, давясь скрытой тревогой, рявкнул Федор.

Обомлела я от услышанного, будто кто помоями окатил. И хоть это было ожидаемо, предсказуемо, но шок, обида, стыд взрывом негодования в момент раскромсали всю меня на части.

— Понятно, — хмыкнул Мирон и скрестил руки на груди. Полуоборот от нас, взор около; шумный вздох.

— Он со мной! — резво вмешиваюсь в эту жуть.