Леварса выглядел, как всегда, молодцом: бритый, подтянутый, чистенький. Закурил самокрутку и меня угостил.

— Лева, — сказал он, — вчера я слушал радио. Разговаривали о мире. О войне тоже. И о бомбе. Наверно, это очень плохо, да?

— Что — плохо?

— Новая война.

— Очень, — сказал я.

— Как она называется, Лева? Я забыл ее имя.

— Термоядерная?

— Вот-вот!

Леварса объяснил тете Насте, что это за война такая. Значит, так: разорвется одна бомба — и на триста верст все вокруг выгорит. Потом образуется облако, которое все отравит: и людей, и зверей, и рыб.

Тетя Настя сокрушенно мотала головой:

— Светопреставление… Светопреставление…

Леварса искал у меня подтверждения. Я сказал, что термоядерная война наверняка опустошит планету. Война нынче — сплошное безумие.

— А что я говорил? — Леварса обратил свой вопрос к старухе, будто она не соглашалась с ним. — В ату войну я со стариками ходил на Санчарский перевал. Наступал немец, а мы везли продукты нашим на фронт. Бомбы — бум, бум, бум! Там, здесь, впереди, сзади. Если на голову не упадет — ничего!.. А если будет новая война — куда денешься?

Тетя Настя кивнула:

— Никуда.

— Как говорят абхазцы, свое имя позабудешь. Правда, Лева?

— Пожалуй, так.

Старуха заахала. Это очень плохо, если будет новая война. И пусть тот с места не встанет живым, кто войну желает. Только изверги ее хотят. Разве не довольно войны? В первую не пришли одни, в гражданку — другие, в последнюю войну — третьи. Все близкие — почти все — погибли от пуль.

— Надо тому язык отрезать, — сказал Леварса, — кто за новую войну болтает. Разве можно воевать атомными бомбами? Один студент говорил мне, что если сделать большой взрыв — наша земля может треснуть, как спелый арбуз.

— Ой! Ой! — Старуха, по-моему, готова была перекреститься.