Саида точно ждала его: мгновенно проскальзывает она в узкую дверь. Несколько шагов — и она возле него. Он старается заглянуть ей в глаза. Он надеется получить ответ на жгучий вопрос: кто она ему — враг или друг?.. Два-три ничего не значащих слова, две-три обычные фразы — и его взгляд, вопрошающий, страстно ищущий, задерживается на ее губах… Но не он, а она, не Даур, а Саида, словно догадываясь о его подозрениях, начинает разговор и по-своему ведет его.

— Что с тобой Даур?

— А что?

— Какой-то ты странный…

Он пытается усмехнуться, взять себя в руки, чтобы самому перейти в наступление.

— Разве ты гадалка?

— Мне известны вавилонские гаданья, — серьезно отвечает девушка, — я могу определить, что на уме у человека. Меня учил старый Мельхиор, цыган из Индии.

Она говорит, и лицо ее отсвечивает, как волна, на которую упало лунное сиянье. Он ясно различает в темноте ее зубы, мелкие, как алмазы, которыми усыпаны кольца на ее пальцах.

Она рассказывает о чудесах Востока, о проницательности аравийских предсказателей, о сирийских женщинах, очень искусных в гаданье, — и он говорит про себя: «Ошибся Согум, ошибся. Но если у Кучука на уме что-нибудь худое, то неужели этого не знает Саида?»

Даур впивается взглядом в девушку, но никак не разгадает выражения ее лица. Девушка нежная, словно цветок, и чистая, словно… И Даур, желая покончить с дурацкими сомнениями, одним ударом прерывает ее:

— Послушай, Саида, я хочу знать точно: кем тебе приходится Кучук?

Саида поражена, можно сказать — она остолбенела.

— Хозяин мой, — едва слышно выговаривает она.

— Знаю… — А сам, словно в бездонный колодец, в который уронил бесценную вещь, глядит ей прямо в глаза.

— Хозяин. А еще кто? — доискивается Даур.

— Купец… — отвечает она.

— А как он относится к нам?

— К вам?

— Он ненавидит нас?

— За что?