Келеш и Григорий церемонно обнялись, касаясь бородами плеч, делая вид, что в знак особенной приязни целуют друг друга то в левое, то в правое плечо.

— Где наш заморский гость? — поинтересовался Григорий.

Аслан стоял поодаль в позе раскаявшегося грешника. Он безмолвно поклонился гостям. Те отвечали ему сухими кивками…

Князья Ачба появляются в зале поодиночке: войдет один, осмотрится и словно знак подает другому. Потом, как по уговору, все кашляют, сморкаются в шелковые лионские платки и здороваются с Келешем.

Князья Инал-ипа — дородные, крепкие, словно вытесаны из камня. Они шумливы, веселы. Лучшие черкески — у них, лучшие кинжалы — у них.

А Маршаны прислали гонца. Они просили передать, что реки вздулись, — ни пройти, ни проехать!

— А что, реки и в самом деле разлились? — спросили его.

— Разлились, и даже очень!

Гонец — молодой, бойкий парень — врет и не стыдится в глаза смотреть.

— А как же ехал ты?

Гонец опускает глаза.

Маршаны не приедут — это ясно. А Диапш-ипа? Что думают они? Каждый по-разному отвечал на этот вопрос. Одни говорили: явятся из заносчивости, а другие: нет, не явятся именно из заносчивости. Однако гадать пришлось недолго. Диапш-ипа явились почти всем родом. Они здоровались, не утруждая себя даже легкими кивками, пошучивая неизвестно над кем и над чем, постегивая себя плетьми по голенищам.

Саатбей Диапш-ипа — мужчина, что называется, в соку. Ему лет сорок, он достаточно белобрыс для того, чтобы недруги прозвали его Рыжим Чертом. Взгляд — вороватый, зрачки — малюсенькие, словно острие шила. Саатбей женат на княжне Маршан. Этот союз тщательно был обдуман обеими сторонами…

Ходит Саатбей вперевалку. Его многие не любят, но есть у него среди гостей, собравшихся во дворце, тайные доброжелатели. Кое-кто не прочь погреть себе руки на дрязгах между Диапш-ипа и Келешем.

Саатбей лихо покручивает ус. Он приветствует Келеша как равный равного, более того: как человек, обладающий несомненным превосходством над своим соперником. Аслана он удостаивает только мимолетным взглядом, полным презрения.

Говоря откровенно, положение Аслана вовсе незавидное. Одни презирают его за измену, другие — за раскаяние.

«Дай срок, наберись терпения, глупый ты человек», — словно хочет сказать Саатбею Аслан, криво усмехаясь. Но эту усмешку Саатбей понимает по-своему и с гадливостью отворачивается от него, как от раздавленного дождевого червяка.

Среди гостей нет Маршанов. Это обстоятельство смущает и беспокоит Саатбея. Знал бы он это раньше, вероятно, тоже не явился бы сюда. Но теперь уж поздно, делать нечего, — надо держаться твердо, как и подобает мужчине…