— За то, что мы против султана, за то, что хотим жить сами по себе, как свободные люди!

— Видишь ли, милый Даур, — Саида берет его руки в свои, — хозяин действительно сердится на вас…

— Как так сердится? — вскрикивает Даур.

Он дрожит от злости. А она нежнее прежнего гладит его руку. Она опускает глаза. Она слегка наклоняет голову. Она подходит к нему так близко, что Даур чувствует запах ее волос. И она повторяет слова, которые слышала не раз от Кучука-эффенди:

— Мы терпим большие убытки. Очень большие. — Саида глубоко и скорбно вздыхает. — Мы почти разорены. Мы уедем, если это так будет продолжаться…

— Как это — уедете?

— Да, Даур, люди мало интересуются шелками, мало покупают дорогую шерсть.

— И вы собираетесь уехать? — Это предположение Дауру кажется почти невероятным. У него захватывает дыханье, и он тихо спрашивает: — Надолго?

— Навсегда.

«Проклятый Согум!» — говорит Даур про себя и краснеет до корней волос.

— А этот молодой турок? Где он?

— Глупый, глупый! — шепчет Саида в самое ухо. — Если ты откроешь мануфактурную лавочку, за покупателями дело не станет.

Да, это, пожалуй, верно. Как все это смешно и по-детски глупо.

— Саида, прости меня… — шепчет Даур и говорит себе: «Она очень несчастна… Бедняжка!»

Ее губы близко от его губ — всего одно маленькое движение, и что-то обожгло Даура, пронизало с головы до пят, словно молния ударила в самое сердце. Он был почти сражен первым и неожиданным поцелуем…

Когда же он попытался обнять ее, она воспротивилась.

— Не надо, — сказала она.

Ей было приятно ощущать его горячее дыхание. Казалось, что таких сильных рук, как у Даура, нет ни у кого в целом свете. «Но к чему все это?» — спросила себя Саида. И снова перед нею встал образ ее отца, человека упрямого, идущего прямо к своей цели. И Саида твердо сказала себе: «Чем это все кончится, если поддамся чувству? Разве с Дауром мне по пути?»

— Не надо! — резко проговорила Саида, отстраняясь от стражника.

Но он не слушался ее. Вдруг девушка вскрикнула: