Уэллс вновь стоит у перил, на сей раз упираясь в них локтями. Его нога в домашней туфле постукивает по дощатому настилу. Стэнли понимает, что он еще не закончил, и потому ждет, утирая вспотевшее лицо желтым рукавом рубашки.

— В свою очередь, — продолжает Уэллс, — я могу сравнить сочинительство с опорожнением кишечника. Да, это вещи одного порядка. Притворяться, что это не так, попросту глупо. Как известно, дерьмо — это удобрение. По сути, это prima materia[28]. Но для тех, кто его из себя извергает, это всего-навсего дерьмо. При таком раскладе дистанция между автором и читателем — то есть отсроченное удовольствие, о котором я говорил, — вовсе не является препятствием для успеха поэмы. Более того, сохранение дистанции даже способствует успеху. И наша с тобой встреча, увы, может служить наглядным подтверждением тому. Ты прочел мою книгу, и она в той или иной мере потрясла твое воображение. Но потом, отыскав ее автора, ты увидел разжиревшего буржуа, напыщенного краснобая и пришел к выводу, что перед тобой — как выражаются некоторые — ходячий мешок дерьма. Это открытие не может не уменьшить ценность самой книги в твоих глазах. Насколько счастливее был бы ты, если бы автор навсегда остался для тебя загадкой! Насколько было бы лучше, если бы книга продолжила существовать в твоем сознании такой, как ты воспринял ее изначально! Не секрет, что нас более всего волнуют и вдохновляют произведения, лишенные четкой формы, — и как тут не вспомнить о фекалиях? А все потому, что они перекладывают на читателя задачу их завершения, выискивания в них смысла. И в результате мы неизменно находим самих себя. Сумбур и хаос этих произведений постепенно кристаллизуются в наше собственное отражение, спроецированное на незнакомую плоскость и потому зачастую нами не узнаваемое. И так было всегда. Таким образом, именно читатель — а вовсе не поэт — выступает здесь в роли алхимика.

Носоглотка Стэнли очистилась, и теперь он острее чувствует запахи ночи. Он уже и не помнит, когда в последний раз столько плакал. Такого не случалось ни при известии о гибели отца, ни когда умер дед. Разве что в тот день, когда отец отправлялся на войну в Корею. Да и то было уже после расставания, в одиночестве, когда его никто не видел.

— Чего я хочу, — говорит Стэнли, — так это проникнуть внутрь вашей книги. Слиться с ее сюжетом. Я хочу распотрошить ее изнутри. Я хочу выяснить все, что знает Гривано, — даже если вы сами этого не знаете. И я хочу, чтобы вы подсказали мне, как это сделать. С чего начать.