Неожиданно все стихло, и «Гомер» получил возможность вслушиваться, впитывая каждую вибрацию воздуха, составляя из них картину окружающей среды, слепец постепенно понимал, что находится не в городе, а за его окраиной. Эмоциональное дыхание заведения, хоть и не принявшего его еще в свою утробу, было переполнено признаками страданий, что навязывало чувство, не принадлежащее ему, но говорящее о муках умирающих людей, причем умирающих не столько телом, сколько душой. Вот это зацепило, заставило усилено молится, вспомнить, что смирение есть самый мощный щит в таких ситуациях, а Господь Сам отвечает на все вопросы, дабы заботящийся об ответах не имел ошибок.

Из тишины необъяснимо вырвалось лязганье металлического ключа в замочной скважине, Буслаев, словно видел дальше происходящее со стороны, стараясь повиноваться, не прерывая молитву. Открылась дверца в отсек, занимаемый им, его подхватили, небрежно вырвав из низкого помещения, и не позволяя касаться ногами пола передали сквозь проем двери автокунга, где его приняли четыре настолько сильные руки, что и пытаясь опереться о землю, он не находил ее опоры, зато чувствуя поток воздуха, рецепторами собственного лица, скорее всего, от большой скорости передвижения.

Через мгновение он оказался на стуле, почувствовав локтем стол совсем рядом. Выпрямившись, понял, что сидит не на стуле, а на табурете, припертый с одной стороны столешницей с двух других стенами. Предпочтя оставить интуитивно руки под столом, он оставил над ним только грудь и голову. Именно сейчас бывший депутат почувствовал себя беззащитным настолько, насколько привык видеть вокруг себя, когда-то рядовых граждан.

Кровь бросилась к голове, пот выступил на лбу, совесть улыбнулась, довольная пришедшему новому раскаянию, но мир, как часто это бывает, все решил перевернуть:

— Щас и саться, и сраться начнешь, так что не зря ты до испарины перепугался!.. — Послышалось от куда-то, словно из-за закрытой двери, что было сложно и по суть, и по отдаленности принять на свой счет. Он промолчал и даже не шелохнулся. Слух напрягся и уловил совершенно тихий шепот. Скорее, не слыша ни слова, опираясь на интонации, Кирилл понял, что люди за дверью о чем-то договариваются, причем в отношении именно его персоны.

Как только он захотел наложить на себя крестное знамение и начал поднимать руку, послышался звук открывающееся двери, затем какие-то быстро приближающиеся звуки. Поднявшаяся ко лбу рука, как будто специально сыграла роль блока, защитившего его от тяжелого удара упругим резиновым предметом. Что-то хрустнуло, последним из запомнившегося оказались собственные слова: «Господи помилуй!»…