– Точно. Наверное, в этом все дело. Можешь идти, парень. Вот тебе две сапы за труды. Благодарю тебя, друг мой.

Стражники детинца знали Хелье и пропустили его и Гостемила.

У дверей занималовки сидел на скаммеле Жискар, жуя огурец.

– Добрый день, славяне и варанги, – сказал он. – Чем могу вам услужить?

– Мы к князю, – сообщил Хелье.

– Князь там с греческим послом болтает. Приходите позже.

– Мне не нравится тон этого франка, – заметил Гостемил. – А тебе, Хелье, нравится его тон?

– Не очень. Но мы не будем его, франка, упрекать.

– Нет, не будем. Люди дикие лесные не виноваты в том, что в лесу родились.

– Но, собственно, основной целью посещения нашего является княгиня, – продолжал Хелье.

– Там, – указал Жискар половиной огурца. – В приемном помещении.

– Что за приемное помещение, первый раз слышу, – сказал Хелье.

– Новое, недавно отделано.

Пошли в указанном направлении. У дверей помещения стоял нарядно одетый холоп, который и осведомился, что нужно добрым людям.

– Нужно, чтобы ты отошел от двери и потерял дар речи, – объяснил Гостемил, делая свирепое лицо.

Оценив вид Гостемила, холоп повиновался.

Приемное помещение оказалось роскошным залом, великолепным, невиданным в Новгороде. Несмотря на то, что стены и свод были деревянные, и арки тоже, наличествовала в помещении этом некая степень абсолютной перманентности. Не временное жилище, не форпост, не летняя резиденция, но дворец. Балюстрады, лесенки, переходы.

За две недели, что даны ему были на подготовку строительства богатого дома, Ротко не сделал ничего – не нашел ни землекопов, ни плотников, ни смолильщиков, ни кровельщиков, не наметил место, не составил смету. Он старался, бегал по городу, выспрашивал что-то на торге, но усилия эти ни к чему не привели. Ингегерд, узнав об этом, поговорила с Ярославом.

– Он не понимает практической стороны вещей, – сказала она. – Нужно, чтобы рядом с ним все время кто-то был, кто понимает.

– Зодчий должен понимать, – возразил Ярослав.