— Харакири себе сделал, ничего себе, японский кавказец. — Инга втянула ладонь Сулеймана в струю воды, что падала из крана в раковину.

— Убью его, убью, — Сулейман морщился, поворачивая ладонь под ледяной струей.

Садчиков шустро принес йод и бинт из автомобильной аптечки.

— Я тебе «убью», — Инга принялась обрабатывать ладонь йодом. — Хочешь меня вдовой сделать?

— Клянусь мамой… жгет, — пританцовывал Сулейман, шурша кожаной шкурой пальто. — Ай, не надо, горит, как огонь.

— Терпи, паразит… Попробуй тронь его. Всю вашу контору разнесу! Кстати, о каком контракте ты там болтал? Разве у нас был контракт? Ты предложил работу, я — согласилась. На словах. И все!

— Контракт-мантракт… Я его прикончу. Смеялся надо мной. Или пусть меня прикончит, скажи ему.

— Ладно, я передам. Пусть тебя прикончит — и дело с концом, — ответила Инга.

— Вот так, — Сулейман поносил Рафинада на своем языке — грубом, словно кора дерева, и выразительном, как гром…

Инга вернулась в кабинет.

Рафинад свдел за столом, сжав кулаками виски и опустив голову. Казалось, он дремлет. Кошка макала розовый язычок в пятно крови, поводя кончиком хвоста.

Инга топнула. Кошка скакнула под стол. Рафинад поднял голову. Его мальчишеское лицо улыбалось, отчего уши казались растопыренными и смешными.

— Он обещад тебя убить, — проговорила Инга.

— Обещанного три года ждут, — улыбался Рафинад.

— Он фанатик, он свое слово сдержит. Еще он сказал: если ты его не прикончишь, то за ним не задержится.

— И об этом вы там разговаривали? — спросил Рафинад.

— Это не пустяк. У Сулеймана под рукой много всякой шантрапы, может науськать, заплатить. Ты не в курсе их дел. Я повидала этих людей. Мы живем в Северной Сицилии, поверь.

— Ну и в компанию я попал, — усмехнулся Рафинад. — Мальчик из порядочной семьи…

— Настолько порядочной, что грозился вздуть женщину, — прервала Инга и села за свой стол.

— Вздуть женщину — истинно мужское занятие, определенное самой природой, — пытался пошутить Рафинад.