— Что, полотенца нет? — буркнул папаша Дорман, выглянувший из-за могучей запорожской спины своего пациента.

— Он мыл руки на кухне, — вставила Галина Олеговна, улыбаясь пациенту одной из самых обворожительных улыбок, разработанных в недрах Ленконцерта.

— Пустяки, — пробормотал Негляда. — Добрый вечер, Рафаил Наумович.

Казалось, высокий потолок прихожей сник, а стены сдвинулись от громоздкой фигуры управляющего банком. Появление Рафинада чем-то смутило Негляду.

— Вот! — кивнул он на репродукцию картины художника Брюллова «Гибель Помпеи». — Я тоже чуть не погиб, специально приехал из Выборга. Вы волшебник, Наум Соломонович.

Дорман-старший хихикнул и пожал плечами, мол, что есть, то есть, я и впрямь прекрасный врач.

Негляда посадил шляпу на сивый затылок, снял с крючка плащ, изловчившись, продел руку в рукав. Того и гляди, заденет рыцарей с канделябрами, которые охраняли покой квартиры дантиста.

— Позвольте, Павел Зосимович, — пропел Рафинад. — Вы гость… — он подхватил второй рукав и поднес к руке банкира, что вслепую елозила за спиной.

— Хорошо иметь детей, а хороших детей — еще лучше, — благодарно проговорил Негляда.

Папаша Дорман неопределенно вскинул глаза к потолку, а Галина Олеговна заметила, что для посторонних все дети хороши, или что-то в этом духе.

— Я подвезу вас, Павел Зосимович, — вдохновенно предложил Рафинад. — Зачем вам делать крюк в метро, с пересадкой! Я доставлю вас на Финляндский вокзал напрямую.

— Что вы, Рафаил Наумович, такие заморочки, — Негляда продевал пуговицы в растянутые петли. — Такой сервис… Конечно, на машине по набережной до вокзала рукой подать, но…

— Решено и подписано, Павел Зосимович! — отрезал Рафинад, нашаривая в кармане куртки ключ от зажигания…

Едва зажегся желтый свет, Рафинад тронул автомобиль, сворачивая к набережной Красного Флота.

— Подумать только, еще минута, и мы могли с вами разминуться, — боковым зрением Рафинад видел пеликаний подбородок банкира, выползший на лацканы плаща, и большой унылый нос.

— Сломался протез, понимаешь. И зуб ныл, молодец твой папахен, большой мастер.

— Ну дак! — Рафинад подрулил в хвост какой-то иномарки, пугливо плеснувшей гранатовые тормозные огни.

Это был довольно паскудный перекресток — надо перепустить поток автомобилей, идущих на левый поворот от площади Декабристов, и встречную колонну, что сворачивала с Адмиралтейской набережной. Светофор тут был нужен позарез, а все не поставят, скапливая вереницу машин, обдающих свинцовым перегаром здание Сената и прильнувший к нему бывший дом Лаваля. Каменные львы у подъезда Главного исторического архива брезгливо отворачивали брыластые хари, бессильно уложив брюхо на постамент.