Андрею не раз казалось, что он ловит на себе какие-то любопытные, вопросительные, то ли и вовсе недоверчивые взгляды. А на педсовете, когда передавали Нине Евиных малышей, по своей привычке без улыбки, как, видимо, ему казалось, очень остроумно, Грицко Маслюченко пошутил:

— Передать по случаю того, что Ева Александровна сбежала со двора.

Эта Грицкова острота была для Андрея словно нож в спину. Лысогору в ту минуту показалось, что учителя вдруг скрестили на нем свои укоризненные взгляды: что ты на это скажешь, дескать?.. И ему стало так больно, что хоть плачь.

За долгих две недели мучений, невыносимого ожидания в нем все словно бы выгорело. Тревога, боль, неизвестность, обида — как же это она так — и не захотела даже весточку подать? И потом… Она ведь никогда ничего не говорила ему о брате. А может, это вовсе и не брат? И опять терзала тревога, невыносимая боль, мысли о том, что случилось что-то непоправимо страшное.

И вот в одну из ночей, страдая от неизвестности, боли, он вдруг вспомнил: «Да ведь Татарка! Село Татарка, Подлеснянского района!» Именно так однажды сказала ему Ева!

Не признаваясь никому в этом открытии, он сел и написал письмо. Короткое, но такое, которое могло бы прожечь своим огнем не только чуткое девичье сердце, а даже камень и железо. Написал и бросил в почтовый ящик на всякий случай в соседнем селе Небеловке, что было в семи километрах от Петриковки. Через день, будучи не в силах спокойно ждать ответа, написал и второе письмо. Еще через день третье. Потом, переждав три дня, написал четвертое.

Ответа на три первых письма так и не поступило. И сами они исчезли бесследно, будто он и не писал их. Ни одно из этих трех писем ни тогда, ни через несколько месяцев не вернулось по обратному адресу. Помучившись еще некоторое время, Андрей решил: как только закончится учебный год, он немедленно поедет в Татарку и найдет там какие-то концы. Но вдруг, за два дня до выпускного вечера, неожиданно вернулось в Петриковку его четвертое письмо. На нераспечатанном конверте в левом верхнем углу старательно и четко чьей-то неизвестной рукой было выведено зелеными чернилами: «Адресат выбыл в неизвестном направлении». Весь мир после этих слов стал для Андрея холодным и немилым. Адресат выбыл. Был… и выбыл в неизвестном направлении. Не откликнувшись ни единым словечком на его горячие слова. Так к кому же он должен теперь ехать? Такой обиды и такого горького отчаяния Андрей еще не испытывал за все свои восемнадцать лет. Вот и смотри, вот и думай, гадай, что будет там, забвенье иль измена.