И Ева начала кричать. Кричала, звала, но голоса своего почему-то не слышала. Тогда попыталась броситься вслед, рванулась, и… уже больше ничего не было — ни Андрея, ни пламени, ни старого береста…

Неожиданная вспышка температуры привела к непонятной потере сознания, и это серьезно удивило и напугало Евиных врачей. Они не знали, чем объяснить появление температуры.

Но жар, к счастью, как внезапно появился, так же внезапно и спал через несколько часов.

На следующее утро все улеглось, тревога затихла. Она лежала в постели уже с нормальной температурой, еще более бледная, с желтым, казалось даже — прозрачным, лицом. Врачи стали осторожно расспрашивать: как она чувствует себя и не было ли какого неизвестного им раздражителя — огорчительной неожиданности, неприятного известия — вчера? Она ответила, что и сама удивляется, но ничего объяснить не может. Сегодня все, кажется, в порядке, если не считать слабости и усталости. Ей посоветовали весь день оставаться в постели. Она покорно согласилась, долго лежала молча, уставив глаза в высокий, с лепными карнизами потолок. В обед почти ничего не ела, а после обеда неожиданно попросила зеркальце и лежа долго-долго рассматривала свое обескровленное, с шрамом от ожога на левой щеке лицо и непомерно большую марлевую, намотанную вокруг головы чалму.

А в голове, постепенно затихая, все кружилось и кружилось: «…состоится… на соискание… Девятого сентября…» И так все дни до защиты и в день самой защиты. И еще некоторое время потом, «…состоится… состоится… на соискание…» Несколько долгих дней и ночей одолевали мысли, воспоминания, странные надежды, горьковатый привкус, досада на себя. Намерений, решений, которые сразу же и перечеркивались колебаниями и возражениями, «…состоится девятого сентября…» Может, послать, известить письменно? Можно, наконец, попросить сестру, санитарку, врача. Можно… Можно навестить. И он, допустим, узнает и навестит. Но… Зачем? Для чего? Ведь прошло… сколько же? Прошло более десяти лет с той далекой весны. Казахстан… Техникум… И прямо с институтской скамьи, со свеженьким, уже в начале войны полученным дипломом, в самый что ни на есть водоворот войны. Страшные станции и полустанки сорок первого. Фронтовые медсанбаты. Отступления. Кровавые сражения. Санитарные поезда и прифронтовые госпитали… Да, много лет прошло…

Однако ж очень интересно, ох как бы интересно узнать: а что у него? Откуда он здесь появился? Взглянуть бы только одним глазком, услышать хоть слово. Но зачем? Что она ему скажет? Вот так, ради пустого любопытства? «…состоится защита диссертации…» К тому же еще эта «чалма»… Обожженная щека… Почти полная неподвижность и обескровленное, восковое лицо с заостренными чертами…