Светлый фон

— Знаете, Ольга, я начинаю вас ревновать.

— То есть? — слегка зарделась девушка. — На каком основании? И к кому?

— К старенькому Ли Бо… А я ведь сначала поверил было, что вас в какой-то мере хоть немного интересует и моя скромная особа.

— Ну, знаете… Я целыми днями пою ему дифирамбы на весь Ташкент, а он…

— Дифирамбами соловьев не кормят. Да и… не мне адресованы дифирамбы.

Когда выпадало свободное время, она, ташкентка почти с двухлетним стажем, знакомила Андрея с городом, водила по музеям, заводила в какие-то узенькие улочки, почти средневековые уголки или же на пестрые и шумные восточные базары. Наконец подарила ему полосатый, на вате, узбекский халат и тюбетейку. Заставила надеть это при ней и, вспыхнув румянцем, воскликнула:

— О! Знаете, в этом наряде у вас в самом деле что-то такое… что-то от восточного поэта или философа!

— Бесспорно, — согласился Андрей. — Я с некоторых пор и сам замечаю, что у меня разрез глаз начал косовато удлиняться, на китайский манер…

Она смеялась. При каждой встрече вспыхивала ярким румянцем, сверкая своими васильковыми глазами-блюдцами. А потом, будто маскируя эти вспышки, все говорила и говорила, неугомонно расспрашивая его о Китае, обо всем, что он успел там увидеть, прочесть, изучить, понять. И проявляла при этом не только искреннее любопытство, но и довольно основательные знания языка, понимание дела и настоящее увлечение избранной профессией. Андрею было приятно и интересно проводить с ней время, беседовать и слушать ее. К тому же она как-то скрашивала его одиночество, смягчала грусть. Ведь он, возвратившись на Родину на довольно продолжительное время, не имел возможности посетить ни родных краев, ни близких друзей, ни могилы матери…

 

Наконец наступило время защиты диссертации. Она была не особенно пышной и затяжной, но довольно многолюдной и, как позднее шутила Ольга, «образцово-показательной». Оппонентами были сам «китаец» и еще один местный профессор-узбек, хороший знаток китайской и других восточных литератур. В написанных заранее рецензиях и устных выступлениях они ставили вопросы с тайным намерением вызвать диссертанта, который в течение добрых трех лет имел столь прекрасную практику, на более широкие высказывания и рассказы, не столько касающиеся самой диссертации, сколько относительно своих наблюдений из живой действительности современного Китая, его культуры и литературы, не избегали и вопросов на злободневные темы, касающиеся второго фронта и международного положения.

Защита, как потом писалось в местной прессе, «прошла блестяще». А в самом конце «выстрелило» и знаменитое чеховское ружье — тот «сюрприз», на который намекала Андрею еще при первой встрече Ольга Баканюк: ученый совет института единодушно постановил присвоить А. С. Лысогору при защите кандидатской диссертации ученую степень доктора синологии. Этой неожиданностью Андрей был крайне взволнован. Он, помнится, даже «слезу пустил», когда Ольга, сверкая своими голубыми глазами-блюдцами, зардевшись, разрешила себе, как она сказала, «по-сестрински» искренне и сердечно поцеловать его. Особенно тронули Андрея слова «по-сестрински», даже Есенин вспомнился в связи с этим. И в самом деле — в его жизни такое необычное событие, а рядом ни родных, ни старых друзей, ни матери. Одним словом, «ни сестры, ни друга». Даже ни одного институтского «однокашника».