— Нет, Ева Александровна, так сказать, лично знакомы, не по гарнизону. И меня вы знали очень хорошо.

Ева присмотрелась внимательнее и, не узнавая, пожала плечами.

— Вы у нас в Петриковке квартировали в тридцать первом… Сашко Кулишенко, если припоминаете. С вами была еще белявенькая такая Нина… Нина… отчества уже не припомню… и еще товарищ Лысогор, известный теперь дипломат… наверное, знаете…

Напомнив об этом, Сашко, теперь полковник Александр Макарович Кулишенко, минуту помолчав, как-то застенчиво улыбнулся и, явно стесняясь, признался, что была тогда у него ну… какая-то словно бы ревность мальчишеская, что ли, вроде бы сказать, мелкое хулиганство. Ева Александровна, возможно, помнит. Так и тянуло пугать их, Лысогора особенно. Хоть какую-то, хоть маленькую неприятность учинить…

Сашко? Сашка Кулишенко она, конечно, помнила. Даже и сегодня в Петриковке о нем спрашивала. И Сашка, и его родителей, и младшего брата помнит. Но что общего у того шалунишки Сашка, который ей с Андреем не раз-таки портил настроение, с этим пожилым полковником? Ничего. Ни одной, кажется, знакомой черточки. А впрочем, столько лет. Да он моложе Евы, наверное, не так уж и намного — всего на четыре-пять лет.

— Наконец хоть одного старого знакомого встретила, — обрадовалась она. — Очень приятно. — Подала полковнику руку и, подвинувшись на край скамейки, пригласила: — Садитесь. Вы тоже к поезду?

— Спасибо… С супругой разрешите познакомить вас. Прошу! Она у меня таджичка, но вполне уже прижилась у нас, — отрекомендовал он низенькую полную женщину, пожилую, но еще красивую, с тонким, будто точеным носом, полными розовыми губами и большими бархатно-влажными глазами, похожими на две блестящие под черными, густыми бровями сливы. — На Памире, в Горно-Бадахшанской, над речкой Пянджем, долгонько послужить на афганской границе пришлось… Ну вот и…

Жена его молча склонила в знак приветствия голову и присела на край станционной скамьи.

— В родные края, видно, в гости? В Петриковке у вас есть кто-нибудь из родни?

— Нет. Отец погиб еще в начале войны. Немцы расстреляли как заложника. Тогда кто-то гитлеровскому коменданту гранату подбросил. Мать еще держится, в Киеве живет. А я, выйдя в отставку, здесь, в Скальном, приземлился. Небольшой садик, домик над Черной Бережанкой поставил. Жене понравилось. Дочь в Одесском мединституте, на пятом курсе. Сын — капитан, в ракетных войсках… Теперь вот едем в Киев. Младший брат там, в сельскохозяйственной академии профессорствует. И мать при нем. Навестим, побудем в гостях, начало нового года отметим…