— Н е  с т о й  н а  д о р о г е, т е б е  г о в о р я т! Н е л ь з я  с т о я т ь!

По голосу толстухи нетрудно было определить, что она уже вдоволь накачалась холодным горьковатым пивом. Я посмотрел на ее столик: две пустые халбы, она пьет третью. На соседнем столе лежала кипа газет, я взял одну, наугад, раскрыл и увидел объявление: «Шопен — концерт для фортепьяно с оркестром». Черт возьми, это же тот самый Шопен, который нравится Анке! В газетном объявлении была напечатана программа концерта: «Прелюдии ре минор и ля минор… Скерцо си минор». Что, собственно, это значит? Похоже на формулу. По математике я шел в гимназии хорошо. Чушь. Это не математика. Тут надо обладать музыкальным чутьем…

— Н е  ш а л и. С т о й  с м и р н о. Н е л ь з я  п р ы г а т ь!

Женщина кричала во весь голос. Что, собственно, она от него хочет? Бедный мальчик. Если Санда родит ребенка, интересно, будет ли Виктор на него кричать. Я представил себе Виктора с ребенком на руках. Бедный Виктор. Он так ненавидел пеленки, детские колясочки и все такое. Хорошо, если Санду выпустят и все обойдется. Бедная Санда. Хорошо, если всех арестованных выпустят, тогда прекратится охота и за нами. Тогда я смогу разыскать Анку. И пойти с ней на концерт Шопена: «Прелюдии ре минор и ля минор».

— В с т а н ь  н е м е д л е н н о. С л ы ш и ш ь? Т а м  н е л ь з я  с и д е т ь!

Мальчик смотрел на мать и не знал, что ему делать: стоять нельзя, бегать нельзя, сидеть нельзя. Что же можно? Ничего. Все запрещено. Концерты тоже запрещены. Не будет у тебя концертов. Не будет ни Шопена, ни Бетховена, ни Брамса. Не будет ни ре минор, ни ля минор. Не будет и Анки. Ничего не будет. Проклятая жизнь. Это, как Виктор говорит, — не жизнь, а гнусное надувательство системы. Только успел познакомиться с Анкой, а видеть ее нельзя. Теперь уже окончательно нельзя. Я представил себе, как она сидит в концерте и слушает «прелюдию ре минор». Хоть бы я знал, что это такое. Хорошо было бы пробраться на галерку, послушать Шопена и встретить Анку. Хорошо было бы стать музыкантом — тогда бы я ее видел на каждом концерте…

— О п я т ь  н о с и ш ь с я  к а к  у г о р е л ы й? Н е л ь з я  б е ж а т ь!

Я посмотрел на толстуху: она заказала четвертую кружку пива и начала с самого начала: нельзя бежать, нельзя стоять, нельзя прыгать…

На углу появился мальчик с пачкой газет и квакающим голосом: «Сеа-ра»[44]… Ултима едиция Сеара!» Настал вечер, и, как только зажглись огни, словно по команде, на тротуаре появились женщины. Они ходили взад и вперед, не останавливаясь, и одна из них, проходя мимо моего столика, кривила фиолетовый рот и старалась поймать мой взгляд. Я отвернулся. Я не хотел никого видеть. Я видел только Анку.