По ночам я не мог заснуть, строя планы нашей будущности. Наедине с самим собой я разговаривал с ней иначе, чем днем, забывал о пользе здоровой пищи, был всегда веселым и смелым. «Пойдем куда-нибудь в летний ресторан, Анка, послушаем музыку и выпьем бутылку вина… У нас мало денег? Какого черта, стоит ли об этом думать, ты сама понимаешь, что через недельку-другую я, вероятнее всего, буду сидеть в тюрьме, а ведь мы только один раз молоды и вообще…»

Медленно засыпая, я все еще думал об Анке. Завтра.

В восемь утра: побриться, надеть свежую рубашку… «Слыхали новость? Крупное хищение в национальном банке, а господин Гиклер сказал…» — «К черту господина Гиклера, господин Паску, — я тороплюсь»… Неумытый и уже с утра счастливый Тудорел… «Почему?..» Девять тридцать: явка. Надо будет спросить, нельзя ли мне уехать из Бухареста? Хорошо было бы поехать на подпольную работу на Дунай. Хорошо было бы поехать вместе с Анкой. Цвет ее кожи напоминает айву, — когда мы приедем на Дунай, я ей это скажу. Завтра в девять вечера… Она придет в девять…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Так прошли две недели. Я помню все дни, когда приходила Анка. О тех днях, когда я ее не видел, я помню немногое, только то, что они были жаркими и тусклыми, как немытые стекла в конторских окнах нашего дома.

Если мы не ждали Анку, я прочитывал от корки до корки все газеты. Они были полны скандалом «Шкода» и Гитлером. У представителя оружейного концерна «Шкода» в Бухаресте, Селецкого, случайно обнаружили секретные документы румынского генерального штаба: чтобы получать выгодные заказы, Селецкий подкупал генералов, депутатов, членов правительства, журналистов, маршалов королевского двора и королевских любовниц. Когда вспыхнул скандал, открылись такие черные бездны гнусности и ханжества, что у одного из генералов, получавших взятки, не выдержали нервы и он застрелился, но все остальные и не думали стреляться, дружно кричали «держите вора» и так запутали дело, что уже никто не мог ничего распутать. С Гитлером, наоборот, все было предельна ясно: Гитлер устраивал погромы и военные парады, заказывал пушки (вместо масла), танки, самолеты, наручники, намордники (для демократов, коммунистов, евреев, франкмасонов, засылал убийц в Вену, Марсель, Париж, готовился к захвату Австрии, требовал Данциг, Польский коридор, Саарский бассейн, Судеты, Сибирь, Месопотамию. И после каждой его акции в дипломатических канцеляриях Запада говорили, что это в последний раз — отныне Гитлер, конечно, утихомирится и станет примерным пай-мальчиком Европы; назавтра Гитлер снова выкидывал какое-нибудь коленце, нарушал мирные договоры, угрожал Безудержными и Беспощадными Действиями Тевтонского Меча, и снова сыпались заверения, что это «в последний раз». По утрам, когда бухгалтер Паску подстерегал около уборной жильцов нашего этажа, чтобы обсудить последние новости, он все чаще говорил о Гитлере, которого называл почему-то Гиклер; растраты и хищения отступили на второй план; «Слыхали? Гиклер убил начальника своих штурмовых отрядов Рема и еще две тысячи штурмовиков! Как вам это нравится?» Диоклециан сказал, что ему нравится — Рем, вероятно, оказался евреем; писатель Бутнару сказал, что его это ни капельки не интересует — в древней истории не было никакого Гиклера…