Я закурил сигарету и направился к лесу. Мгновение спустя белый пес опять был передо мной.

— Кс… кс… кс… — умильно позвал я его, вытянув губы трубочкой.

— Ох, болван, — сказал песик, — ты даже языка моего не знаешь. Да ведь так только кошек кличут. Презираю тебя.

Я чувствовал себя пристыженным. Надо же было так опростоволоситься! Мне подумалось, что в его глазах я выглядел, вероятно, ужасно комично, когда, подлизываясь, сюсюкал и старательно складывал трубочкой губы.

— Иди сюда, — сказал я уже натуральнее, — иди сюда, славный ты песик.

Однако собака все же не подошла. Она остановилась в двух шагах от меня и вопросительно поглядела мне в лицо:

— Чего тебе?

— Я люблю тебя, песик, слышишь? — не задумываясь, сказал я.

Собака приблизилась еще на шаг и недоверчиво покрутила хвостом:

— Я тебе не верю. Ты кажешься человеком легкомысленным. Я не подойду к тебе.

— Но если я люблю тебя, славная ты тварь! Я возьму тебя с собой, повезу по железной дороге. Ты будешь жить у меня, как сыр в масле кататься.

— И ты откажешься ради меня от своих удобств, от глупых и пустых твоих амбиций?

Я подумал чуть-чуть и откровенно соврал:

— Откажусь.

— И ты стал бы платить налог за меня? Ведь там, в столице (мне приятели мои говорили), за собак взимают большие налоги и жизнь там предорогая. Ты согласился бы ради меня на лишения? Прогонял бы от меня летом кусючих мух, укрывал бы зимой своим одеялом, когда мне страшно одному в темноте? И ты купил бы мне новый ошейник и кормил бы лепешками Фаттингера с мясной начинкой, которые куда вкуснее незаслуженно прославляемых пирожных Жербо? Говоришь — да? Но так же говорил и мой хозяин, а теперь мне достаются со стола одни объедки да жилы. Ты просто хочешь развлечься со мной, я для тебя лишь сюжет, знать тебя не хочу, хиляк.

И песик умчался. Я бросил вдогонку ему кусок сахара, прихваченный от утреннего кофе. Песик обнюхал его, отвернулся презрительно и потрусил к станции.

К чему отрицать; он интересовал меня теперь чрезвычайно! Все началось игрой, а обернулось всерьез. Мне припомнилось, сколько я бегал за ним, припомнилось мое сюсюканье, испытанный из-за него стыд, сахар тот, наконец, и я теперь всеми силами души жаждал дружбы с этой собакой. Напрасно я утешал себя, что это всего лишь собака. Именно поэтому мне и нужна была ее дружба. Чего стоит моя жизнь, если даже такая вот псина презрела меня? Не затем я трудился, страдал… Мало-помалу эта мысль заслонила мне все, я считал уже, что никогда не испытывал муки горше, чем вот сейчас, когда белый песик равнодушно протанцевал мимо меня на своих белых лапах. Нет, этого нельзя допустить. Я должен познакомиться с ним любой ценой.