— Потом навожу порядок на чердаке и хорошенько все запираю, а когда снова выхожу на улицу, «ровера» там не оказывается.
— Что значит не оказывается?
— Это значит, его украли, Signore. Воры, должно быть, наблюдали за мной. Ключ от зажигания я оставил в боковом кармане двери — какой же я идиот!
— Мне чертовски жаль, Луиджи.
— Вы здесь совсем не виноваты! Это я во всем виноват, я imbecille![107] Оставил ключ… В Люцерне каждому известен Луиджи Фортанелли и всем известен мой «ровер». И моя жена molto[108] католичка, aiaiai!
— И что вы сделали?
— Что я мог сделать? Пошел в полицию и заявил, что «ровер» украли. La polizia[109] составила протокол. Когда? Где? Адрес? Что было в «ровере»? Не мог же я сказать, что две коробки с порновидео?
— Что же вы сказали?
— Ничего. В «ровере» ничего не было, сказал я. Через полчаса они звонят мне по радиотелефону в такси. Полиция уже нашла «ровер».
— Где?
— На стоянке возле шоссе на Готард. Я сразу поехал туда. Все в порядке. «Ровер» в полном порядке. Но порно исчезли. — Луиджи засмеялся. — Только порно. Пустые коробки воры оставили на стоянке. На них стоит мое имя, мой адрес и мой номер телефона. Их написали вы, когда специально оставили коробки для меня на чердаке. Действительно molto католичка, моя Изабелла. И всему Люцерну известен Луиджи Фортанелли.
— Я немедленно позвоню в полицию и скажу, что это были мои видеокассеты!
— Dio mio,[110] не звоните, Signore! Я не сказал в polizia, что было в коробках. Воры все забрали и скрылись, и в polizia никогда не узнают, что было в коробках.
— А если узнают?
— Тогда остается только одно, Signore, и вам, и мне: врать, врать, врать! Поэтому-то я сразу и позвонил. Нам остается только молиться Мадонне, чтобы воров никогда не нашли. Хорошие воры! Смелые воры! Прилежные воры — будем надеяться! — С Луиджи случился новый приступ веселья. — Buona notte, Signore![111]
— Buona notte, Луиджи! — сказал Фабер, положил трубку и снова вышел на балкон.
— Кто это был? — спросила Мира.
— Старый друг из Люцерна, — сказал он. — Он приводил дом в порядок.
— Что случилось? — спросил пять дней назад адвокат Вальтер Маркс в большой гостиной дома на Беллеривштрассе в Люцерне, когда Фабер стремительно вышел на террасу.