— Как я мог сделать такое с твоей драгоценной кожей, любимая?!

Вековечный положил на кровать рядом со мной шелковый мешочек. Я его не тронула. Он сам открыл его и достал заколку для волос — филигранного золотого феникса со вставками из бирюзы и хвостом из жемчуга. Он сказал, что заколка принадлежала его прабабушке.

— Видишь, как много ты для меня значишь.

Он оставил заколку на кровати.

Вековечный приходил каждый день и на несколько минут присаживался на край кровати. Мой страх к нему сменился отвращением. Он приносил фрукты и сладости. Я их не ела. Он больше ничего не требовал. Через две недели после побоев он спросил, может ли он заниматься со мной любовью. Он сказал, что будет нежным и никогда больше не причинит мне боли. Что я могла сделать? Куда пойти? Что он сделает со мной, если я ему откажу?

— Я твоя жена, — ответила я. — Это твое право.

Когда он до меня дотронулся, я вздрогнула. Мне захотелось подняться и убежать. Когда я наконец смогла подавить дрожь, я замерла. Его руки казались каменными гирями на моей мертвой плоти. Вековечного не обрадовало, что я такая равнодушная, но он понял, что до того, как мы снова сможем любить друг друга со всей страстью, должно пройти время. Когда он ушел, меня вырвало. Чуть позже я услышала его восторженные крики из комнаты Помело. Он кричал ей, и она кричала в ответ, что принадлежит ему, вся, целиком. Если она так его хочет, пусть забирает к себе каждую ночь. Я могу ей помочь. Я даже настаиваю на этом.

Примерно раз в неделю Вековечный впадал в ярость и снова меня бил. Не как в первый раз, когда я уже решила, что он меня убьет. Он кричал на меня, и я кричала в ответ, прекрасно зная, к чему это приведет. Волшебная Горлянка говорила, что все соседи собирались у своих окон, щелкали орехи и наслаждались нашим представлением. Вековечный старался не бить меня по лицу. Вместо этого он бил ладонью по затылку, обходил меня и пинал по заду, по ногам. Пригвождал меня к стене, заставлял посмотреть на него, а потом хватал за волосы и швырял на пол. Когда мне становилось так плохо, что я не могла продолжать, я сворачивалась в клубок. Волшебная Горлянка была права: Вековечному требовалось выплескивать свою жестокость, а потом раскаиваться. Я ненавидела его и старалась не показывать свой страх.

Когда он оказывался в моей постели, я уходила в себя, чтобы заставить его исчезнуть. Он не видел и не слышал моих мыслей, и я призывала воспоминание за воспоминанием, пока он не покидал меня. Мысленно я отправлялась в свои любимые места: в большой зал, где я гонялась за Карлоттой, а она била лапкой по клубку, связанному из маминой салфетки; на улицы Шанхая, где каталась в открытых экипажах и махала рукой мужчинам; в переулки со множеством магазинчиков, где продавались книги, медальоны, часы и сладости. Я отправлялась к Эдварду, и мы снова катались в машине. Когда я была за рулем, нам попались утка с утятами, и я вскрикнула, потому что испугалась, что перееду их. Я возвращалась в жаркий вечер, когда ничего не хотелось — только лежать друг напротив друга на диванах в библиотеке. Он читал «Золотую чашу». А потом он спросил: «Послушай, что это?» Я узнала: это был отрывок из его нового дневника. Его дневник… Я постаралась вспомнить что-нибудь из него. Потом зашла в нашу спальню и увидела, что Эдвард стоит с малышкой Флорой на руках. Почти наступил рассвет, и комната наполнилась светом. Я видела их обоих так отчетливо… и выражение лица Эдварда, когда он шептал малышке Флоре, что она удивительная. Я почувствовала, что он смотрит на меня, и он сказал: «Она — совершенное воплощение любви, чистое и нетронутое».