Помело попросила об отдыхе — усталость взяла верх. Солнце к этому времени сменилось полумесяцем. На небе появились первые тусклые звезды. Когда Помело смогла снова встать, небо превратилось в черную чашу с яркими, сияющими звездами. Мы подхватили Помело, и она захныкала, когда перенесла вес на стопы. Медленно и осторожно мы стали продвигаться по неровному краю обрыва. Он заворачивал влево, приближая нас к Руке Будды. Как странно, подумалось мне: звезды кажутся ближе, чем раньше, и они не яркие, как обычно, а излучающие мягкий свет. Казалось, что от них исходит тепло.

И тут мы одновременно вскрикнули:

— Горный Пейзаж!

Обаяние оказалась права: возле Руки Будды нам нужно было только взглянуть с края обрыва.

Было слишком темно, чтобы различить что-то еще, кроме далеких огней города. Но нам казалось, что мы почти дошли. Путь до города мог занять еще несколько часов или даже целый день, а может, и дольше, если тропу усеивают камни или она стала опасной. Но никто из нас сейчас об этом не волновался. Мы не могли ждать до утра. Нам нужно было сейчас же начать спуск.

Мы встали с обеих сторон от Помело, и она оперлась на наши плечи. Меня удивило, какой она стала легкой. Я тоже чувствовала себя невесомой. Мы сделали первый шаг по тропе, ведущей вниз, и это был первый шаг к новой жизни.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ ДОЛИНА ЗАБВЕНИЯ

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ДОЛИНА ЗАБВЕНИЯ

Сан-Франциско, 1897 год Луция Минтерн

Сан-Франциско, 1897 год

Луция Минтерн

Мне было шестнадцать, когда на пороге нашего дома я увидела китайского императора, будто сошедшего с книжных страниц. Он был одет в длинную рубаху из темно-синего шелка и жилет, вышитый иероглифами. Его лицо казалось гладким от подбородка до макушки. У него была китайская коса, спускающаяся с затылка и доходящая до середины спины.

— Добрый вечер, миссис Минтерн, профессор Минтерн, мисс Минтерн, — он лишь мельком взглянул на меня. Его английский был превосходным, с приятным британским акцентом, а вел он себя официально, но в то же время непринужденно. Когда я закрывала глаза, голос его звучал как у английского джентльмена. Но стоило мне их открыть, как передо мной снова появлялась иллюстрация к сказке.

Конечно, я с самого начала знала, что никакой он не император, хоть и надеялась, что он знаменит, как маньчжурский мандарин.

Отец представил его:

— Мистер Лу Шин, китайский студент, изучает американское пейзажное искусство. Он родом из Китая, но приехал к нам с Гудзонской долины штата Нью-Йорк.

— Я из Шанхая, — пояснил гость. — Те из нас, что родом из Шанхая, любят это подчеркнуть.