Он же, наоборот, представлял собой откровенно гадкое создание, без всякого камуфляжа — этакий мокрогубый пачкун.

И это люди?! Что происходит на этом свете? Что за замещение, смещение понятий? Где я?..

Я слушал, запоминал и разглядывал его, ее[89]…

Из-за туго натянутого пузыря-живота он казался ниже ее ростом: какие-то выцветшие, бессмысленные глаза навыкат с противными жидкими натеками под ними. Глаза слезились, и он утирал их то пальцем, то ладонью, то рукавом халата. В бледноватых губах с пузырьками слюны в уголках все время дребезжал смешок. Вообще он выдавал свой темперамент, говорил с азартом, без остановок. Так и дергался перед глазами его череп, заостренный к темени, — почти гладкое яйцо с порослью по бокам. Даже дышать одним воздухом с этим человеком было мерзко. Хоть цеди воздух через носовой платок. А представляю, какие были в молодости: жаднонетерпеливые к жизни, налитые сытой жизнью, брызжущие энергией и всяческой готовностью, готовностью на все…

Но как же внешне она отличалась!.. Впрочем, может быть, именно такой муж — или, как там говорят, прикрытие — и надобен был для этого служебно-полового механизма в юбке. Ведь ни один уважающий себя мужчина не согласится на ту роль, которую тот справлял при ней, подчиняясь бездушно-деловой росписи. Ведь она постоянно уезжала на «операции», возможно, и отсутствовала годами. Не исключено, после расспрашивал ее, и она рассказывала, но не все, а что дозволено как супругу (у них ведь не жены, а супруги). А он, обмирая, слушал, восхищаясь собой. Именно он — полнокровный владетель этой женщины. Знаменитые люди летят на ее свет, а она вот под боком у него и в любой момент он ее…

И смеялся: мужики, называется, как кобели к сучке… безмозглые…

А с другой стороны, что ж тут удивительного? Оба служили, оба присягали. И народ, история требовали…

Вот интересно, белье ей выдавали? Все только нежное, привлекательное и завлекательное… там с кружевами, вырезами, просвечиванием, оборками и всякими прочими служебно-прикладными штучками. На Руси такое по тем лихим годам не производили; разве что у наркомовских дам могло обнаружиться или выдающихся представительниц мира искусств. Тогда ведь все женщины, даже самого утонченного воспитания, носили сине-голубые трусы чуть ли не из байки — обязательно понизу подрезиненные: не то трусы, не то парашют. В общем, грели. И других, даже в лучших столичных универмагах, не водилось. Так что это не праздное удовольствие — белье: задания-то выполнять надо, да часто и с иностранцами. А те уж известно на чем воспитаны. Там на нашем «парашюте» далеко не спланируешь.