— Вернусь домой. — Она уже рассказывала ему о Корнуолле и Дауэр-Хаусе, о Бидди Сомервиль и Филлис — в тот день, когда они сидели на пляже в Маунт-Лавиния и смотрели, как мощные волны с грохотом обрушиваются на песок. — И работать нигде не буду, и вообще не буду делать ничего, что мне не по душе. Отращу волосы до талии, ложиться спать буду, когда захочется, и вставать, когда захочется, буду кутить ночи напролет. Я всю жизнь жила по правилам, по уставу. Сначала школа, потом война и служба. Мне же двадцать четыре года, Хьюго. Самое время немножко гульнуть, как ты считаешь?

— Совершенно согласен. Но ведь война коснулась всех без исключения, и для многих она открыла новые возможности, раздвинула жизненные горизонты, явилась каким-то выходом, освобождением от рутины, от бесперспективной работы.

Джудит подумала о Сириле Эдди, который благодаря войне смог уйти с ненавистной шахты и осуществить свою мечту — стать моряком. Хьюго продолжал:

— Я знаю по меньшей мере двух женщин, получивших хорошее образование и вышедших замуж в двадцать с небольшим лет — потому только, что ничего лучшего они не могли придумать. Но началась война, и они, освободившись от своих «половин», получили возможность соприкоснуться с французами, поляками, норвежцами, сражающимися за независимость своих стран, не говоря уже об американцах, — для них наступила самая яркая пора в жизни.

— Вернутся ли они к своим мужьям?

— Думаю, что да. Более зрелыми и мудрыми женщинами.

— Да уж, — рассмеялась Джудит, — все мы меняемся.

— Иначе жизнь была бы скучна.

Он рассуждал, как человек, умудренный жизнью.

— Сколько тебе лет? — спросила она.

— Тридцать четыре.

— У тебя никогда не возникало желания жениться?

— Сто раз. Но только не в войну. Меня никогда особенно не прельщала перспектива быть убитым, а уж умереть с мыслью о том, что оставляешь жену вдовой, а детей — сиротами, — хуже этого представить ничего невозможно.

— Но война уже кончилась.

— Правда. Но я все еще связываю свое будущее с флотом. Если, конечно, меня не спишут за ненадобностью, не уволят в запас или не отправят на какую-нибудь ужасную работу на берегу.

Вернулся метрдотель, чтобы принять их заказ, ко ему пришлось подождать: они еще и не заглядывали в меню. Наконец оба выбрали одно и то же — устрицы и цыпленка; метрдотель заново наполнил их бокалы и беззвучно удалился.

Они помолчали. Потом Джудит вздохнула.

— О чем это ты? — спросил Хьюго.

— Не знаю. Наверно, о том, что надо возвращаться в Тринкомали. Как будто в школу после каникул.

— Не думай об этом.