— Идем танцевать.

Они вышли на танцплощадку, и она шагнула к нему в объятия. Танцевал он, как она и предполагала, с непринужденным мастерством, крепко прижимая ее к себе и склонив голову так, что их щеки соприкасались. И ничего не говорил. Да и не нужно было ничего говорить.

Мог бы — тебя разодел я в меха, крошка,

В золото, яхонты и жемчуга, крошка.

День этот вскоре придет, а пока, крошка,

Только любовь я могу тебе дать…

Через его плечо она взглянула на лунный диск, и ей показалось, что на нее упал мимолетный луч счастья.

В половине третьего утра он отвез ее назад на Галле-роуд. Часовой открыл им ворота, машина заехала, описала дугу по подъездной дороге и остановилась перед крыльцом. Они выбрались наружу. Воздух был напоен благоуханием цветов, луна светила так ярко, что тени в саду чернели, словно нарисованные тушью. Перед лестницей Джудит остановилась и повернулась к Хьюго.

— Спасибо за чудесный вечер. Все было превосходно.

— Даже Мойра Барридж?

— По крайней мере, она дала нам повод посмеяться. — Джудит секунду поколебалась, потом проговорила: — Спокойной ночи.

Он положил руки ей на плечи и, наклонившись, поцеловал. Давно никто не целовал ее с такой страстью, и давно она не получала от поцелуя такого удовольствия. Она обняла его и ответила ему с каким-то благодарным пылом.

Вдруг парадная дверь открылась, и их выхватил из темноты желтый треугольник электрического света. От неожиданности они отпрянули друг от друга, хотя ни в малейшей степени не сконфузились, — и увидели Томаса, стоящего на верху лестницы с непроницаемым смуглым лицом, Хьюго извинился за то, что они так долго продержали его на ногах. Томас улыбнулся, сверкнув в лунном свете золотыми зубами.

Джудит снова пожелала Хьюго спокойной ночи, поднялась по ступенькам и зашла в открытую дверь. Томас запер тяжелый засов.