«Руки моей матери». Пааль освободил сознание от всего, кроме главного, запускающего символа. Они лежали на черном бархате его мысленной концентрации – бледные, прекрасные руки, такие мягкие, когда к ним прикасаешься или они прикасаются к тебе. Механизм, который поднимал его разум на необходимый уровень восприятия.

У него дома в этом не было необходимости. У него дома все имело смысл. Каждый предмет, к которому он прикасался, обладал способностью раскрывать его разум. Даже сам воздух, казалось, был наполнен сознанием, источал неизменную заботу о нем.

Но не здесь. Здесь ему постоянно приходилось преодолевать сопротивление чуждых вещей.

«Поэтому я убежден, что каждый ребенок рождается с этой интуитивной способностью». Слова отца появились опять, как паутина с драгоценными росинками между пальцев матери. Он смахнул их. Получившие свободу руки неторопливо поглаживали в темноте точку его умственного сосредоточения. Глаза оставались закрытыми, на лбу выступил узор морщинок, крепко сжатые челюсти побелели от напряжения. Уровень восприятия повысился, как прибывающая вода.

Чувствительность тоже невольно повысилась.

Проявился причудливый лабиринт звуков – стремительно падающие с неба, барабанящие по стеклу и стекающие вниз капли дождя, запутанный узел порывов ветра, шуршащего в ветвях деревьев и свистящего под острой кромкой крыши, потрескивание каркаса дома; каждый шепот вплетался в общее знание.

Обоняние тоже обострилось, и целое облако ароматов наполнило мозг – дерево и шерсть, сырой кирпич, пыль и накрахмаленное постельное белье. Чуткие пальцы улавливали прохладу и тепло, тяжесть одеяла и нежное прикосновение скомканной простыни. Во рту ощущался привкус холодного воздуха и старого дома. Зрение во всем этом не участвовало, только руки.

Тишина. Никакого отклика. Ему никогда не приходилось ждать ответов так долго. Обычно они легко и свободно накрывали его. Руки матери становились видны ясней. В них пульсировала жизнь. Не получив ответа, он поднялся еще выше. «Этот нижний уровень создает фундамент для более важных явлений», – говорил отец. Пааль еще никогда не выходил за пределы нижнего уровня.

Выше, еще выше. Словно чьи-то холодные руки поднимали его к невиданным высотам. Побеги острого разума тянулись к самой вершине, отчаянно выискивая надежную точку опоры. Руки разрывали облака, пока те не рассеялись.

И вот он подплыл к почерневшему хаосу на месте дома, сверкающая пелена дождя повисла перед глазами. Он увидел входную дверь, ожидающую прикосновения его руки. Дом приближался, его облизывали языки тумана. Ближе, еще ближе…