Не сразу, но поняла Айно: не надо широко раскидывать свои рыбные угодья, надо терпеливо ждать у излюбленных лунок, а особенно у долгой проруби. Потому и огородила все свои места еловыми вешками, у проруби даже шалаш крепкий поставила, с неугасимым костерком, чтобы не бегать каждую минуту в церковь, на месте обогреваться. Ее рыбные поля хоть и негусто засеяны, а давали неплохой урожай. Собирали его терпеливо, хранили в холодном церковном приделе от одной сдачи до другой. Теперь набралось, что и на двух возах едва ли увезешь. Айно радовалась удаче и не сегодня-завтра поджидала возчиков в своем ледяном доме.

Дом этот был сотворен господом богом, попами и морем: но бог, как видать, отступился от богохульных избишинцев, попы сами по лесам и северным местам разбежались, осталось хозяином церкви Кузьмы и Демьяна само Рыбинское море. Хозяйничало оно здесь с сорокового года и порядки устанавливало свои, морские. Прежде всего морю хотелось, чтоб ничто не мешало его разрушительным волнам; деревни, починки, выселки, даже крупные села разметало по всему Забережью, поля, луга, болота, даже вековые боры смяло и потопило своей властью. Что не брала вода, то довершали лед и мороз; мороз крошил омертвелое, набухшее дерево, весенние льдины валили его целыми полями, как траву. Еще и одну, и другую зиму, и третью стояли по Рыбинскому морю, особенно по его забережьям, необычные леса, а потом стали падать, редеть; частью на дрова для всех окрестных сел шел подтопленный сушняк, частью уносило его по весне на просторы моря и в конце концов тоже прибивало к берегу. Даровую моль летом по всей Мяксе сушили и в поленницы складывали, да, говорили, и до Рыбинска доходили деревины, тоже вдовам и солдаткам на дрова. Море зло и добро творило одновременно. Все разрушая, разрушенное людям же и отдавало; все ниспровергая, учило ни бога, ни черта не бояться.

Но церковь Кузьмы и Демьяна, строенная невесть кем и невесть когда, все не падала и не падала. Не хотела, видно, поклониться и такому грозному морю. Несокрушимо стояла на вековом каменном устое, окруженная со всех сторон волнами. Уж вода подземными ходами и в подвалы проникла, и низ залила, а стены не падали. Они-то и стали для избишинцев зимним рыбацким домом.

В иное время почти никто из избишинцев не отважился бы жить в церкви. А сейчас вот эти самые избишинцы преспокойно позалезали туда со всем рыбацким скарбом. Море, из года в год меняя свой уровень, наконец-то улеглось в берегах и в самих стенах церкви, отметив свой потолок рыжей, грязной чертой. Эту черту, отделявшую воду и воздух, и облюбовали люди. Не первую зиму, чтобы спать прямо на льду; теперь в жилом приделе, где раньше батюшка от трудов праведных отдыхал и, говорили, принимал добрую чару святого винца, настлали новый пол. Из нетесаного накатника, конечно, но устлали хвоей, так что ноги не холодило. Самусеев и распорядился: избишинская была, избишинской и будет церковь. Вынули, выдолбали по углам вековые кирпичины, вставили в гнезда балки, а по ним морского сушняку настлали. Летом, особенно в бурю, которая каким-то образом и в церковь глухим гулом проникала, страшновато было на таком, нависшем над бездной, полу, а зимой, надо льдом, хорошо. Море поджало церковь только снизу, вверху еще довольно было места. По балкам поставили кирпичную печку, стол сколотили, лавки. От стены до стены нары протянули, устлали все той же хвоей и покрыли сенниками. Жить вполне можно. Лишь бы дежурный не просыпал, пораньше натапливал печку.