— Поедешь и ты домой, фрау Луиза.

— Нет, не поеду, — покачала она беленькой, тоже, как и лицо, сморщенной, с высыпавшимися волосами головой.

Это всех ошарашило, а ее, Айно, и рассердило. Она вскинула сама не зная отчего накалившиеся глаза:

— Тебя упрашивать будут, да? Чортан войнуа тебе мало? Кто мою Ома-Сельгу сжег?

В ответ на ее гневные слова фрау Луиза лишь покачала головой.

— Не жгла я твою Ома-Сельгу.

— Отец жег, да? Муж, да?

Тоненькая шея фрау Луизы словно не слушалась, не поворачивалась, чтобы и на этот раз покачать головой. Какая-то ледяная вина сковала ее тощенькую фигурку, заморозила и придала вид вытащенной из проруби и брошенной на лед сорожки. Замерзая, она уж и воздух раскрытым ртом не хватала, ждала одного: конца.

И когда конец, казалось, был уже близок, за глухими стенами церкви послышались голоса, топот, ржанье. Айно оставила смертельно побледневшую Луизу и переглянулась со своими: чутье ей подсказывало, что избишинцы нагрянули. Неделю уже не виделись, соскучились. Она подхватилась, тулуп на плечи — и в чем была у теплой печки, в том и на паперть кинулась.

— А-а, Марыся! А-а, Марьяша!

Они обнялись все трое сразу, и стало особенно заметно, что рыба рыбой, а и повидаться им хочется. После первой сутолоки лошадь быстро распрягли, завели в один из пустующих боковых приделов, прямо на лед, спину ей дерюжкой прикрыли, сена дали — почти как на конюшне. А потом, прихватив с дровней привезенную картошку, чтоб не смерзлась, и сами в тепло убрались. Похоже было, что большой работы сегодня не выйдет, а выйдут досужие разговоры.

7

Все же ночевать осталась Марыся против своей воли: очень уж Айно упрашивала, Марьяша отговаривала, усталая лошадь бессловесно настаивала, да и сумерки предостерегали. Засветло они и с места тронуться не успели бы. Пока отдыхала лошадь, пока их самих-то, баб прозябших, поили весенним чаем — отваром молодых сосновых мутовок, — рыбу перевешивать уже и некогда было. Марыся хотела было так, на слово взять, но Айно воспротивилась: нет-нет, рыбу надо сдать и принять по-настоящему. Это была правда, как правдой было и то, что Айно хочется задержать ее на ночь. И Марыся, обняв свою горевую подругу, уступила:

— Так и быть, полодырничаем мы с тобой вечерком…

Айно на радостях убежала к своим, чтобы вытянуть побыстрее вечерние сети и обколоть начавшие примерзать лунки, приготовить их на завтра. А Марыся с Марьяшей растянулись на нарах, вблизи натопленной печки… и уснули сном праведниц, забыв, что их дома ждут и что ругать их в деревне будут. Проснулись уже от топота, громких голосов и грохота сбрасываемых к печке дров. Рыбари возвратились, запасались на ночь теплом.