— Будет, Максимо, будет у нас свой лапсел.

— Кто, кто?..

— Лапсел наш, твой и мой. Ма-аленький такой, — приподняла Айно ладонь на два вершка от кровати.

Понять он теперь понял, но не поверил столь быстрому исходу, в свою очередь рассмеялся:

— Выдумщица ты…

Когда он вставал, потный еще, но уже на крепких ногах, она ловко продела его руки в разрезы душегреи, сшитой за эти дни из меховой рвани. Стало ему как под одеялом, у теплой груди.

— Ну, рукодельница ты моя!..

За стенами было по-летнему тепло, а под южной стороной и вовсе припекало. Он вышел в одной гимнастерке, хотел и душегрею расстегнуть, но Айно не дала:

— Нет, нет, Максимо, прохватит!

Огорчать ее не стал, ходил как цыпленок, еще не вылезший из скорлупы. Работать ему Айно не давала — сама отплывала на лодке на несколько сажен, сама забрасывала малый неводок и, вернувшись, вытягивала на островную отмель. Ловилось плохо: путался невод, слишком медлила Айно. Несколько щурков, десяток сорожек да какой-то громадный, разбойничьего вида окунище, попавший в сеть явно спьяну. Больше ничего. Смотреть на такую рыбалку было тошно, тут не только деревню накормить — самим бы с голоду не умереть. Максимилиан Михайлович походил неприкаянно вдоль стены и остановился у края глубокого разлома.

— А знаешь, Айно, — соображал он, — тут каким-то подводным сквозняком тянет, течение есть. Рыба любит проточную воду…

В самом деле, разная наносная сорь двигалась по туннелю, тогда как возле острова была тишь.

— Все окрестные ручьи и речки море замыло, придушило, рыба ищет течение, соскучилась она по речкам… — размышлял он дальше, уже нетерпеливее. — Ты слышишь, Айно? Мережи ставить надо!

— Где их взять, Максимо? Да и будет ли рыба?

— Будет, Айно, подвалит на твое счастье, — с внезапной слепой уверенностью пообещал он. — Раз боишься за мою грудь, сама плыви к берегу, режь там прутья, а я в тепле буду плести мережи.

Такая уж Айно была — поверила в его сумасбродную затею. Сказав «сейчас», прыгнула в лодку, уплыла и быстро привезла несколько толстых виц для обручей и пучок тальника — много там его было по затопленным лощинам.

— А ты хоть плел когда мережи, Максимо?

— Нет, — признался он, — но дело нехитрое…

— Ой, господи! — всплеснула она руками. — Хитрое, очень хитрое дело. Смотри, как оно делается.

Обручи он сам согнул, которые под руками Айно прямо на глазах обросли прутяным частоколом.