Вышло еще хуже: его же и поучали. Демьян не стал ввязываться в дальнейший спор с упрямым инвалидом, а решил катануть за море, в Избишино. Ему казалось, что понять избишинцев значит понять и всех остальных. А там творилось и вовсе что-то непонятное: ничего не просили, ничего не обещали, на все звонки отвечали одно — хлеб по осени считают. Был какой-то скрытый укор, что Федор Самусеев обходился без районного начальства.
Но плыть в Избишино — плыть через море. Одному и думать нечего, около пятнадцати верст по волнам. Демьян побегал по берегу и заметил большую шестивесельную лодку, возле которой сновали бабы с клунками, а на руле уже сидела учительница, Альбина Адамовна. Всегда так: собираются компанией, чтоб и тонуть, так всем вместе. «Черти бы побрали это море!» Но таково уж свойство памяти — все ненужное забывать. Раньше море нравилось инженеру Демьяну Ряжину, как сама молодая жизнь; сейчас море досаждало начальнику Ряжину, как и его подношенные годы. Экая чертова пропасть! На той стороне, за пятнадцатью километрами воды, остались три когда-то родные деревни — Избишино, Вереть и совсем уж непонятные, никому вроде бы не принадлежащие Выселки. По суше туда, вкруговую, через Череповец и через все топкое, залитое и изрезанное протоками Забережье, добрая сотня километров наберется, а по воде на таких лодчонках могут плавать только сумасшедшие бабы. Однако же и побывать там обязательно нужно. Хотя бы потому, что должны же избишинцы знать о существовании начальства. «Ведь это полное безвластие, — размышлял Демьян, направляясь к лодке. — Как их угораздило в стороне от всякой жизни остаться?» И опять он забывал начисто, что сам же и напустил воду на забережные деревни, отрезал их от остального района. Сейчас его одно беспокоило: как добраться туда, до этих лесных да болотных сидней. Встречаться с языкастой учительницей, по правде говоря, не хотелось, но выбора не было: дело к вечеру шло, последняя лодка, наверно, отходила. Подошел и весело так:
— А что, бабоньки, мужику места не найдется?
Кто знал его в лицо, кто не знал, но все одинаково почувствовали: человек он не совсем рядовой, примолкли и подобрались, сжались между наваленными клунками.
Лодка уже готова была отплыть, и Демьян мало обратил внимания на неприветливость женщин. Чего им улыбаться, не с гулянки едут, поди, кто пенсию за мужа выправлял, кто в розыск за пропавших без вести подавал, кто ходил менять в Пошехонье, в более богатые ярославские деревни. Демьян пристроился ближе к корме, на чьем-то обмятом мешке. Его не задевали, и то ладно. Лодка без слов, без всякой команды шоркнула раз и другой по песку и сплыла на чистую воду, медленно пошла наперерез водной ряби. Только уже чуть погодя учительница коротко, как бы от великой гордыни проронила: