— Вы уверены, что этого Строблю убили подкупленные полицейские, чтобы замести следы?

— Да. Ведь после первого же следствия прокурор Маня арестовал комиссара Месешана, но главный прокурор освободил его по требованию префекта.

— Так, — задумчиво произнес Григореску. — Хорошенькое дело!..

— Сегодня после обеда уездный комитет критически проанализировал действия, предпринятые товарищем Дэнкушем, — заметил Софронич, — и пришел к заключению, что мы оказались в хвосте масс, что мы рисковали многим, не обсудив положения с политической точки зрения. Какой смысл было устраивать митинг, в какую стратегию он вписывался? Если бы бандиты стали стрелять в народ, кто бы ответил за это?

— Прав товарищ…

— Софронич. Ион Софронич, — подсказал тот со всем положенным уважением перед персоной, воплощающей в себе принцип демократического централизма.

— Товарищ Софронич прав, но ошибка началась раньше. Вы не должны были допускать подобного положения. Надо было энергичней требовать поддержки центра, строже контролировать действия полиции. Кто вас услышит, если вы не кричите?

— И все же нельзя терпеть убийства невинных рабочих!

— И не потерпим. Вы допустили это, докатились до такого кризиса. Теперь мы должны ознакомиться с положением вещей конкретно, на месте.

Григореску снова надел кожанку и, сопровождаемый почти всеми членами бюро, вышел, направляясь к вилле Грёдль, где еще толпился народ.

Матус отрапортовал им по-военному:

— Я установил посты наблюдения вокруг всего бандитского гнезда. Даже если народ разойдется по домам, Карлик от нас не сбежит.

— Хорошо. Правильно, — улыбаясь, ответил Григореску. — Но теперь требуется другое! Через час соберите представителей всех партий нашего блока, кроме префекта. А через полчаса пригласите в комитет молодого прокурора Маню. Понятно?

— Есть, — ответил Матус и, всех опережая, побежал по ступенькам вниз.

Григореску, Дэнкуш и остальные члены бюро отправились на машине к вилле Грёдль. Здесь толпа была уже не так многочисленна, люди разбились на группы. Время от времени все же раздавались еще угрожающие Карлику возгласы. Перед джипом народ расступился, и Григореску вышел из машины.

— Добрый вечер, — поздоровался он.

Ответ был вялый, — очевидно, народ узнал членов бюро, но не очень был к ним расположен.

— Выйди и все скажи им, дядя Георге, — крикнул кто-то.

И Георге, сцепщик, вышел вперед, спокойно и вежливо приветствуя вновь прибывших:

— Добрый вечер, господа!