Оба военных вышли, а Григореску снова вызвал Бухарест. Все, что он делал, было полностью согласовано с центром, хоть на месте казалось его собственной инициативой. Находившийся с утра в кабинете Дэнкуш присутствовал при всей этой деятельности и продолжал восхищаться его самообладанием и решительностью. Одновременно он открыл для себя, откуда берется эта сила и авторитетность, на которые, как он сам себе признавался, Дэнкуш был не способен. Префект ни на минуту не теряет связи с партией, постоянно сознает, что представляет у власти партию, которая никогда не откажется от завоеванного. Отсюда и идет его полная уверенность в себе, внутренняя твердая дисциплина.

После ухода офицеров, перед которыми, несмотря ни на какие нашивки, префект вел себя как командир, Дэнкуш сказал ему:

— Товарищ Григореску, я многому научился от вас с той поры, как вы прибыли сюда. Вчера я действительно ошибся и сам отстранюсь от ответственной партийной работы, хотя, разумеется, и впредь буду отдавать всю свою энергию нашему делу, когда бы и где бы она ни потребовалась.

Григореску пристально поглядел на него, сел в кресло рядом с Дэнкушем и дружески хлопнул его по колену:

— Это была не такая уж большая ошибка, я думал об этом. Правда, могло быть гораздо хуже, но, в конце концов, получилось хорошо. Не будь этого скандала, нам не удалось бы так скоро ликвидировать их. В сущности, это убийство на вокзале льет воду на нашу мельницу.

Дэнкуш поежился, вспоминая, что и он подумал именно так, когда Матус и его ребята принесли ему известие об убийстве рабочего на вокзале. Да и как же он мог думать иначе? У революции есть и герои, и враги, и жертвы. Целых двадцать лет он боролся с фразой «Делай каждого человека целью, а не средством». Каждого человека или все человечество? Вот в чем вопрос.

Григореску продолжал:

— В общем, ты поступил правильно, что стал во главе движения. Это значит, что ты понимаешь настроение масс. Но не очень еще умеешь пользоваться государственной властью. Правда, у тебя и не было особых возможностей, хотя ты и пренебрег массовым вводом наших людей всюду, где это необходимо, в первую очередь — в полицейский аппарат. Неужели ты думаешь, что этот генерал так и явился бы сюда и беспрекословно выполнял мои приказы, если бы я был только первым секретарем уездного комитета партии, а не префектом? Ни в коем случае. Явиться к нам для него значило бы сделать выбор, а, по их мнению, еще неизвестно, чем дело кончится. Когда же перед ними префект — они подчиняются государственной власти, то есть тому, чему привыкли подчиняться всю жизнь. Вот я и говорю: государство — это инструмент революции, перед ним не так-то просто бунтовать. В этой фазе государство укрепляется и будет укрепляться.