Затем встал и вышел из кабинета.
— Господин комиссар, — обратился он к Матусу. — Поговорите и вы с ним. — С меня довольно. — Он как-то отрешенно искоса глянул на Матуса и шагнул к двери.
Матус вошел в кабинет, сел верхом на стул, опершись локтями о спинку, и минут десять молча глядел на Месешана. Одно колечко рыжей шевелюры спускалось ему на лоб, и время от времени он отстранял его рукой. Месешан долго выдерживал его взгляд, потом равнодушно отвернулся к окну. Две тоненькие веточки, сверкающие льдинками, блестели за окном. Сначала Месешан не замечал их, но потом впился в них глазами как зачарованный. Свет прорезал ветви дерева, которого он никогда не замечал, хоть проработал в этом кабинете несколько лет еще до войны. Только эти веточки и виднелись на фоне ярко-голубого далекого неба. Легкий шорох падающих капель озвучивал эту картину, совершенную в своей простоте, неожиданно взволновавшую бывшего старшего комиссара. «Что за чертовщина? Что со мной происходит?» — подумал он и обернулся к Матусу, к его веснушчатым рукам с потрескавшейся кожей. Снова взглянул на теперь еще ярче освещенные веточки и снова отвернулся, решив больше никогда не смотреть на них. «Бред какой-то! Лучше уже выдерживать взгляд Матуса, — подумал он, повторяя про себя: — Так бы и свернул тебе шею!» Лучше не глядеть на этот нестерпимый свет, на тоненькие, окутанные сиянием веточки, выделявшиеся на фоне бездонного, ясного неба. И он обрадовался, когда после долгого молчания Матус сдался первым и заговорил:
— Что ты делал с упрямцами, которые не признавали своей вины, легавый?
Месешан неестественно громко рассмеялся, повернувшись на стуле:
— Целовал их в задницу, легавый!
Матус тоже развеселился, но тут же нахмурился и сказал:
— Не ты главная дичь. Ты знаешь, кто. Если за полчаса ты не расколешься, я буду вынужден доложить, что ты погиб при попытке к бегству!
— Так быстро? — спросил Месешан. — Так скоро научился?!
— От тебя научился, с тобой приходится дело иметь. Выхода у тебя нет. Я приду через полчаса. Ровно через полчаса. — И он показал на свои часы.
Месешан глянул на него и понял, что этот парень на самом деле ни минуты не поколеблется ликвидировать его, если позволят. Могут и позволить… Хотя в этом мало пользы. К подобным вещам не прибегают просто так, наобум, он ведь многое знает. Нет, не отделаются от него! Черта с два!
— Что ж, — сказал он. — Сделаю тебе милость. Но не подумай, что я испугался. То, что ты сказал, делается не по вдохновению, а лишь по приказу сверху, как последнее средство. Такие вещи не решает рядовой комиссар. Так вот, только ради тебя признаюсь — я убил этого Строблю, Карлик велел. Если бы я не выполнил его приказа, ликвидировали бы меня. Меня сопровождали двое, злые, как черти, — деваться было некуда.