Ему казалось, что он с отчаянием и безнадежностью перебирал возможные решения всю ночь, но, видимо, все-таки заснул, потому что когда утреннее солнце разбудило его, было уже половина седьмого, так поздно он обычно не просыпался, а когда он сошел вниз, то услышал, что слуги уже завтракают. Из пакета с сухими завтраками он зачерпнул пригоршню «грейпнатс» и устремился в лес.

После пробуждения ему вдруг показалось, что решение есть – его не может не быть. Мирные люди в конце концов всегда побеждали: для этого им достаточно всего лишь быть мирными и убедительными, не складывая оружия. Забавное выражение, подумал он. Оружие – последнее, с чем он готов иметь дело, и кроме того, никакого оружия у него нет. Им воспользовался Тедди, а не он.

Надо попытаться понять, чего на самом деле хочет Тедди, думал он, пока трусил по дороге, или чего он хочет больше всего, а потом, пожалуй, найдется и какой-нибудь способ исполнить его желание, и тогда все будет в порядке. Если ему нужна палатка и часть припасов, можно поделиться. А если Саймон, чтобы вместе идти в поход? Саймон гораздо младше, он не в том положении, чтобы иметь что-нибудь против решений, которые касаются его, – ладно, он получит Саймона. Если речь идет о территории, они каким-нибудь образом придут к соглашению. Если они составят соглашение или договор, тогда Тедди придется выполнять его условия, если он под ними подпишется, и он, конечно, выполнит их, если подпишется. Он, Кристофер, извинится за драку и за то, что вспылил, а потом они, как разумные люди, займутся составлением справедливого соглашения.

Чего он не ожидал, так это увидеть, что Тедди уже в лагере, а не там, где они должны были встретиться – как договорились, возле конуры в одиннадцать: ничего подобного. А когда выяснилось, что Тедди стрелял из его лука и растерял все стрелы, его вновь охватила страшная, недопустимая ярость, но на этот раз он подавил ее в себе и сумел извиниться за драку, а потом сказал, что запишет условия Тедди, чтобы внимательно рассмотреть их. В палатке он обнаружил, что его драгоценная тетрадь со всеми списками разорвана и часть списков пропала. Еще одно испытание. А когда он примирился и с этим возмутительным бесчинством (любой может развести костер без бумаги, надо только знать, как) и сел, чтобы выслушать Тедди, оказалось, что условия Тедди со вчерашнего дня таинственным образом изменились к худшему…

* * *

Зоуи проснулась, когда Айлин внесла поднос с чаем, но не открывала глаз, пока горничная не поставила осторожно поднос на тумбочку рядом с ней, не раскрыла шторы и не произнесла вполголоса, что уже половина восьмого. Руперт рядом с Зоуи крепко спал. Она села и налила чаю им обоим. Каждое движение причиняло боль, больно было до сих пор, и когда Руперт прошлой ночью занимался с ней любовью, она напоминала пытку, но Зоуи знала, что сумела скрыть это от него. Если бы пришлось терпеть только боль, думала она, – это были бы пустяки, я ее заслужила. Но дело заключалось не только в этом: он был таким доверчивым, нежным и внимательным к ее удовольствиям, а она отплатила ему за все новой ложью. В ней смешались благодарность, боль и осознание собственной низости. Казалось, ее тело от сердца отделяет бездна, и она сознавала только желание покаяться, рассказать ему все, понести наказание, заслужить прощение и начать все заново. Но признаться ни ему, ни кому-нибудь другому она не могла: если бы ее изнасиловали, тогда другое дело, но это было совсем не насилие, и она просто не могла ни солгать о нем, ни рассказать всю правду. Вот это и есть мое наказание, думала она. Необходимость лгать всю оставшуюся жизнь.