– Мне завтра рано утром обратно. Не стоит.

– Обратно в этот лагерь?

– Нет, в другой. Бухенвальд. Там наши войска. Я уже был раз, но придется еще раз. – Он затушил сигарету.

– Но ведь, когда ты звонил из Лондона, – сказала она, – тогда же ты хотел, чтобы я приехала.

– А-а, ладно. Вдруг захотелось увидеть тебя. Потом подумал, хорошо бы повидать тебя дома – в кругу семьи, – перед тем как уеду.

– Когда ты вернешься?

Он пожал плечами. Потом попытался улыбнуться.

– Твоя свекровь – истая леди, сплошная любезность. Ты в хороших руках. – Он закурил еще одну сигарету. – И все же спасибо, что предложила проводить.

Что-то в его мрачной вежливости пугало ее. Ища чего-нибудь, чем можно было бы утешить их обоих, она сказала:

– Но ведь теперь с теми несчастными узниками будет все в порядке, да? То есть они теперь в безопасности, за ними присмотрят и накормят.

– Некоторых. В Бельзене ежедневно хоронят шестьсот умерших. А в Бухенвальде, говорят, умрут более двух тысяч человек, слишком далеко зашло. И, знаешь, это не единственные лагеря. До всех мы еще не дошли, но и там будет то же самое. И миллионы уже умерли.

Утешить, похоже, было нечем.

Он глянул на часы и поднялся.

– Такси за мной сейчас придет. Я не должен опоздать на поезд. Рад, что увидел Джульетту наконец.

– Тебя и вправду долго не будет?

– Ну да. Лучше рассчитывать на это.

Она уже стояла, повернувшись к нему лицом, между ним и дверью.

– Джек, ты же не сердишься на меня, нет?

– С чего это ты придумала?

Ей захотелось закричать: «Со всего!» – но всего-то и выговорила: