«Может быть, Роберт заботился бы обо мне, если бы я заболела воспалением легких, — думала она. — Он бы не смог обидеть меня, обозвав попрыгуньей. У попрыгуний не бывает воспаления легких».

Я думаю, она представила себя в последней стадии чахотки, лежащей на подушках в огромном кресле и устремившей взор на солнечный свет в окошке, на столике рядом стоят бутылочки с лекарствами и лежит Библия; и Роберт, весь раскаяние и нежность, призван к ее ложу, чтобы получить прощальное благословение. Она бы прочитала ему целую главу своим слабым угасающим голосом. Погруженная в эти душещипательные размышления, мисс Одли обращала мало внимания на свою мачеху, и стрелка причудливых часов перескочила на цифру шесть к тому времени, когда Роберт был благословлен и отпущен.

— Боже мой, — неожиданно воскликнула она, — шесть часов, а я еще не одета.

На куполе под крышей пробил получасовой колокол.

— Я должна идти, госпожа, — поспешила Алисия. — А вы не идете?

— Немного погодя, — ответила леди Одли. — Я уже одета, как видишь.

Алисия побежала, а супруга сэра Майкла еще задержалась на лужайке, все еще ожидая известий, что так долго не приходили.

Почти стемнело. Голубой вечерний туман медленно поднимался от земли. На лугах клубились серые испарения, и незнакомец мог принять Одли Корт за дворец на самом краю моря. Под аркой притаились сумерки подступающей ночи, словно грабители, ожидающие своего часа, чтобы тайком проскользнуть во двор. Через проем арки слабо мерцал кусочек холодного голубого неба, перечеркнутый зловещей багровой полоской и освещенный смутным сиянием одинокой холодной звезды. Ни души не было вокруг, кроме этой встревоженной женщины, которая мерила шагами дорожки, прислушиваясь к шагам, чье приближение должно было поразить ужасом ее душу. Она услышала их наконец! Шаги в аллее на другой стороне арки. Но были это те самые шаги? Ее слух, необычайно обостренный возбуждением, подсказывал ей, что это мужская поступь — более того, поступь джентльмена, не шаркающая неуклюжая походка простолюдина в грубых башмаках, но шаги джентльмена, идущего твердо и уверенно.

Каждый звук, словно кусок льда, падал на сердце госпожи. Она не могла больше ждать, не могла сдерживаться, она потеряла все самообладание, всю выдержку и сдержанность и бросилась к арке.

В ее тени она остановилась, потому что незнакомец был совсем близко. Она увидела его: о боже! Она увидела его в этом неясном вечернем свете. Все завертелось у нее перед глазами, сердце перестало биться. Она не издала ни звука, ни крика удивления или ужаса, но, покачнувшись, отступила назад и прижалась, чтобы не упасть, к увитой плющом опоре арки. Вжавшись в угол между опорой и стеной, она не могла отвести глаз от подошедшего.