Андреас не знал, кто, помимо Тома Аберанта, способен сейчас разоблачить его как убийцу. Капитан Вахтлер, который принес ему папки в архиве Штази, давно умер (Андреас, используя свое членство в комиссии Гаука, следил за ухудшением его здоровья), но кое-кто из бывших выше- или нижестоящих сотрудников теоретически может быть в курсе. В большинстве своем это немолодые люди с берлинским выговором. Не исключено, что один из них ему и позвонил.
– Чего именно вы хотите? – спросил он, выдерживая ровный тон.
– Хочу, чтобы вы помогли мне опубликовать документ.
– Хотя он затрагивает меня лично.
– Да.
Андреас согласился встретиться в библиотеке Американского Дома, где была солидная охрана. У того, кто на следующий день его там ждал, было чисто выбритое, морщинистое, в прошлом красивое лицо пьющего человека. На вид сильно за шестьдесят, одет в нечто поношенное в стиле битников: красная водолазка, вельветовый пиджак с кожаными локтями. На бывшего сотрудника Штази не похож совершенно. На библиотечном столе перед ним лежал портфель.
– Вот мы и снова встретились, – произнес он с улыбкой, когда Андреас сел напротив.
– Мы встречались?
– Я был моложе. И с бородой. Неделю до этого ночевал под мостом.
Андреас ни за что бы сам его не узнал.
– Как поживаешь, сынок? – спросил его отец.
– Неплохо – до этого момента.
– Я слежу за твоими достижениями. Надеюсь, тебя не рассердит, что я позволяю себе чуточку тобой гордиться. Гордиться и испытывать некое личное удовлетворение, ибо, когда мы виделись в прошлый раз, ты не проявил никакого интереса к тому, чтобы узнавать секреты. Но все течет, все меняется. Теперь секреты – твоя профессия.
– Да, забавно сложилось. Так чего вы хотите?
– Было бы неплохо время от времени с тобой пересекаться.
Как объяснить тот факт, что перспектива совершенно его не радовала? Дело было не только в красной водолазке и кожаных заплатах на локтях. Дело было в том, что он хотел быть верен памяти о другом своем отце.
– Нет желания, – сказал он.
Улыбка отца стала более болезненной.
– Да, ты, конечно, заносчивый сукин сын. Рос в привилегированной семье, привык получать все, что пожелаешь. Странно было ждать от тебя чего-то другого.
– Вы неплохо все обрисовали.