Другим небольшим сюрпризом в его деле было то, что до сентября 1989 года его мать в первую пятницу каждого месяца посещал сотрудник Штази – только чтобы удостовериться, что у нее не было контактов с сыном. Рапорты об этих посещениях, которых набралось более сотни, были краткими и, по существу, одинаковыми, если не считать того, что в первые три года к ним добавлялось примечание, напечатанное на другой машинке, о том, что прослушка ее рабочего телефона контактов с А. В. не зафиксировала. На первом из рапортов без такого примечания от руки было приписано: Телефонное прослушивание К. В. приостановлено по просьбе секретаря ЦК тов. В.

На Андреаса вопреки всему, что он чувствовал к Кате, подействовало то, до какой степени она сама подвергалась давлению Штази. Он никогда не мог совсем закрыть глаза на то, что во многом она – жертва. Жертва своей психической неуравновешенности, жертва родителей, которые привезли ее в Республику, хотя могли оставить в Англии, жертва органов безопасности, отправивших ее родителей в ссылку и, возможно, убивших их, жертва мужа, которого она не любила, но должна была слушаться, жертва системы, пригасившей ее природный блеск, жертва любовника, приехавшего в Берлин, чтобы настроить против нее сына, и, наконец, жертва самого этого сына. Большей частью он испытывал к ней ненависть, но возможность сочувствия в нем по-прежнему теплилась. Сочувствия к хлебнувшей горя, потерянной девушке, которой она когда-то была. Порой ему даже приходило в голову, что, может быть, в пятнадцатилетней Аннагрет он увидел юную Катю, что в этом, может быть, и была подлинная идея, стоявшая за идеей Аннагрет.

По дороге домой с рукописью Петера Кронбурга сочувствие в нем не дремало. Хотя он видел, что Кронбург прав и публикация “Преступной любви” может быть полезна для его карьеры, читать мемуары он не был настроен. Отчасти причиной была брезгливость, но главным образом – желание защитить мать. Те немногие, с кем Катя сейчас поддерживала дружеские отношения, были британцы и пожилые немцы с Запада – она не хотела иметь ничего общего с тоской по социализму, – и если они прочтут книгу, она, по всей вероятности, этих друзей потеряет. Приложить руку, как, похоже, поступила она, к тому, чтобы на десять лет упечь невинного человека за решетку, – такое, когда вскрывается, не так-то легко простить даже в эпоху прощения и забвения. Гордая мать Несущего Солнечный Свет в один миг получит позорное клеймо.