У Тэда была страсть к самоувековечению. В бейсболку с эмблемой “Янкиз”, которую он не снимал, была вставлена камера, включающаяся автоматически, и еще одно миниатюрное видеоустройство он носил на шее на шнурке. За ланчем, который подавала им у бассейна, приходя и уходя босиком, красавица Каролина лет шестнадцати на вид, Андреас спросил Тэда, не мог ли бы он на этот раз выключить камеры. Тэд – он сидел в расстегнутой гавайской рубашке, демонстрируя свой загорелый и плоский, как брюхо морской черепахи, живот, свой накачанный брюшной пресс, – засмеялся:

– Вам сегодня есть что скрывать?

– Просто я не знаю, куда идут все эти данные.

– Пусть ярче светит солнце, мой друг, вас снимает скрытая камера, – снова засмеялся Тэд.

– Не подумайте, что я вам не доверяю. Но допустим, с вами что-нибудь случится…

– В смысле я умру? Но я же никогда не умру. В этом и состоит идея лайфлоггинга.

– Понимаю.

– Данные поступают в облако, а облако не умирает, оно вечно воспроизводит себя. Вероятность сбоя сравнительно с репликацией ДНК? На пять порядков ниже. Там все будет храниться в первозданном виде вплоть до моей перезагрузки. Я хочу помнить этот ланч. Я хочу помнить пальчики Каролининых ножек.

– Да, я могу вас понять. Но с моей точки зрения…

– Вы не питаете к облаку нежных чувств.

– Пожалуй, нет.

– Оно переживает младенческую пору. Погодите, вот перезагрузят вас – тогда вы его полюбите.

– Я и сейчас уже, что ни день, выуживаю оттуда неаппетитные вещи.

– А вот, кстати, кое-что выуженное и аппетитное…

Каролина принесла блюдо с запеченной на гриле рыбой на банановых листьях. Сдвинув посеребренный кольт Тэда на край стола, она поставила блюдо, а он притянул ее к себе, посадил на колени и поцеловал в шею. В ее улыбке было что-то принужденное, обиженное. Оттянув край низкого выреза ее платья, Тэд направил видеоустройство ей на грудь.

– Эти две я тоже хочу помнить, – сказал он. – Их особенно.

Каролина отвела камеру рукой и молча высвободилась.

– Все еще злится на меня из-за птицы, – объяснил Тэд, глядя ей вслед.

– Комментаторы вас тоже за это не хвалят.

– И не то чтобы он ей очень нравился, этот попугай. Он так орал – хуже, чем завод листового металла. Просто она не ожидала, что я обойдусь без дробовика. Что-то почти религиозное, суеверие какое-то. “Не наведи револьвера на птицу”. Заповедь. Была глуха к моему доводу, что револьвер – это более спортивно.