Я полагаю, что Луис Каррузерс здесь инкогнито. На нем шелковый вечерний пиджак леопардовой расцветки, перчатки из оленьей кожи, фетровая шляпа, очки-авиаторы. Он прячется позади колонны, делая вид, что рассматривает галстуки, а потом бесстыдно кидает на меня косой взгляд. Наклонившись вперед, я что-то подписываю – счет, вероятно, – и попутно думаю (к этому вынуждает меня присутствие Луиса), что жизнь, связанная с этим городом, с Манхэттеном, с моей работой, не так уж хороша, и внезапно я представляю себе Луиса на каком-то кошмарном вечере, где он пьет хорошее сухое розовое вино, педики сгрудились у рояля, звучат популярные мелодии, у него в руках цветок, теперь вокруг его шеи боа из перьев, пианист наигрывает что-то из «Отверженных», милашка.
– Патрик? Это ты? – слышу я его осторожный голос.
Как в фильме ужасов – резкий наплыв камеры, – неожиданно, без предупреждения, из-за своей колонны появляется Луис Каррузерс, крадучись и подпрыгивая одновременно (если такое возможно). Улыбнувшись продавщице, я неловко отхожу прочь от него, к витрине с подтяжками, мне срочно нужен ксанакс, валиум, гальцион, фруктовое мороженое,
Я не смотрю, я не
– Патрик… Привет…
Закрыв глаза, я подношу руку к лицу и бормочу вполголоса:
– Не заставляй меня говорить это.
– Патрик, – говорит он с наигранным простодушием, – что ты имеешь в виду?
И после длинной паузы:
– Патрик… почему ты не смотришь на меня?
– Я игнорирую тебя, Луис. – Сделав вдох, я успокаиваю себя тем, что смотрю на ценник на свитере от Armani. – Разве ты не видишь? Я тебя полностью игнорирую.
– Патрик, разве мы не можем просто поговорить? – спрашивает он, почти скуля. –
После еще одного короткого вдоха, вздохнув, я признаюсь:
–
– Так не может больше продолжаться, – нетерпеливо обрывает он меня. – Я так больше не могу.
Я что-то бормочу и потихоньку отхожу от него. Он упорно идет за мной.