— А нам незачем выходить на глубокие места. Можно ведь с краешку.

— Не уверен, что мне это придется по вкусу.

— Я насчет себя тоже не совсем уверена.

— За тридевять земель от твоего мужа и семейства я не только буду чувствовать себя подлецом, но, может, еще и вести себя начну, как подлец.

— Я готова рискнуть.

— В таком случае я больше ничего не скажу.

— Вот это правильно.

— Одно только: я лечу на «Пан-Американ», в одиннадцать утра из Хитроу.

— Может быть, мне удастся попасть на тот же рейс.

«Хуже всего в старости то, — размышляла Вайолет, — что радость не дается в руки даже, казалось бы, в самые счастливые мгновения». Ей бы сейчас радоваться, да вот, поди ж ты, невесело на душе.

Сегодня ее день рождения, и все вроде бы хорошо, лучшего и желать нельзя. Она сидит среди вереска над озером. В осеннем небе, прозрачно чистом, если не считать одной синюшной тучки на западе, сияет ласковое солнце. Внизу у воды отчетливо, как в перевернутый бинокль, видны приехавшие к ней на пикник гости; они теперь разобрались на группки и занимаются кто чем. Обе рыбачьи лодки уже спущены на воду, с одной удят Джулиан Глоксби и Чарльз Фергюсон-Кромби, с другой — Люсилла со своим австралийцем. Дермот отделился ото всех и собирает какие-то луговые цветы. Вирджиния и Конрад Таккер перешли по плотине на ту сторону и бредут рядком по узкой береговой полосе, сопровождаемые спаниелями Эдмунда. По пути они останавливаются, словно о чем-то спорят, или, подобрав плоские камешки, запускают вскачь по искрящейся воде. А кто-то остался на месте, расселись вокруг угасающего костра, греются на солнышке. Эди и Алекса сидят рядом. Миссис Глоксби, которая всегда хлопочет, всегда на ногах, прихватила с собой вязанье и книгу и сидит, отдыхает.

До Вайолет долетают слабые звуки. Порыв ветра, чей-то возглас, всплеск весел, птичий крик. Время от времени из-за гребня гор доносится треск ружейных выстрелов.

Все так, как должно быть. И однако же, на сердце у Вайолет тяжело. «Это потому, что я слишком много знаю, — говорит она себе. — Со мной все норовят поделиться. То ли дело — счастливое неведение… благодать. Как бы мне хотелось не знать, что Вирджиния и Конрад Таккер… этот видный симпатичный американец… что они любовники. Что в жизни Вирджинии наступил ответственный переломный момент; что, оставшись без Генри, она сейчас может принять какое-нибудь гибельное решение. И Эди меня тревожит: перестала ли она убиваться из-за Лотти?»

С другой стороны, есть неопределенности, которые лучше бы уж поскорее разрешились. Хотелось бы удостовериться, что роман Алексы не кончится разбитым сердцем, что Генри не очень тоскует сейчас по матери. И хорошо бы узнать, что таится в загадочной душе Эдмунда.