– Да.

– Мучился?

– Вы и ему гроб нарисовали? – вопросом ответил поэт на её радостный блеск в глазах.

– Нет, я не рисую гробы незнакомцам, – она села на то же самое место, что и в прошлый раз. – Кстати… Это ваш.

Она протянула лист А4 из своей сумки. Зарёв с неохотой взял его. Чёрными ломаными линиями в белой пустоте был начертан ящик – последнее пристанище всякого, кто мог это увидеть и понять.

– Углем рисовали?

– Да.

– Выразительная глубина цвета, а…

– Что слушали?

Она смотрела на телефон. Её платок на молодой голове начинал уже раздражать.

– Михалева Алексея. Тот самый, который фильмы переводил в девяностые.

– Одноголосый?

– Да, тот самый.

– Ого! У нас дома было столько кассет с его переводами, вся полка в шкафу была заставлена, вооот такая… – почти смеясь, говорил из самых глубин радостный ребенок.

– Да… – задумался Николай смотря на «Аленушку», а потом снова перевел взгляд на рисунок. – Он был выдающимся человеком, мастером своего дела. Я люблю посидеть за работой под аудиодорожки из озвученных им фильмов.

Беспросветный мрак черных линий затягивал, уводил от света белого. Кто бы мог подумать, что Алексей Михалёв вот так внезапно уйдет, ведь казалось, что всё только начинается. Хотя, сильнейшие люди всегда так внезапно ломаются. Одна вещь, что-то маленькое и незначительное может их подкосить, выбить из душевного равновесия. Минута – они лежат сраженные на земле. А потом все роются в их архивах, шкафах, белье, стремясь найти великую грязную тайну. Но ее нет. Есть только человек, про право, на слабость которого все забыли. Кто знает, быть может, и ему нарисовали гроб. Если подумать, рисовать гробы для людей при их жизни – занятие милосердное, напоминающее о том самом неизбежном событии, которое ожидает каждого. Один человек – один гроб, вот и всё, ни слова и ни штриха больше, даже звуки уйдут куда-то глубоко в самое нутро, уступив место абсолютной тишине.

Она о чем-то еще говорила, но Зарёв перебил её, отрываясь от рисунка:

– Знаете, я тут подумал… А давайте проведем выставку. Прямо здесь, в Доме книги. Я заплачу из своего кармана. Только и гробы свои тоже выставите.

Его лицо выражало умиротворение, свойственное только самым добрейшим из рода людского.