– А где же счастливый отец?

– Даня пошёл с Германом переговорить, главным редактором. С работой что-то не очень в последнее время, пошёл узнавать, может он что предложит. Сегодня сюда даже пришла Сирень, он видел её в холле.

– А я не верю.

– Во что?

– Что у тебя уже ребенок будет, это же просто… фантастика. Еще вчера будто я спал у тебя на кухне в один из первых приездов. И твой этот кот Элвис каждый день в пять часов утра уходил от тебя, шёл на кухню и требовал еду почему-то именно у меня, – он рассмеялся. – А потом между делом к нам Антон забежит… М-да…

– Да… я тогда любила тебя, – с грустью сказала Маша, посмотрев на Ёжика, а потом опустив голову.

Ярослав замер:

– Ты… – произнес он, не в силах продолжить.

– Ёжик, знаешь, всякое было… И я сейчас, – неуверенно начала она, но её перебил голос конферансье со сцены.

Зарёв стоял за кулисами и сверху вниз смотрел на Лену, завязывающую на нём шелковый шарф. Он улыбнулся, наклонил голову и поцеловал ее в лоб.

– Да подожди ты, – в азарте боя с тканью сказала Лена, – Не мешай.

– Ладно.

Поэт поднял голову. Его знакомый гитарист, сидящий на комбоусилителе, поднял большой палец вверх. Николай кивнул в ответ.

– Вот и всё… – Лена на шаг отступила. – А что, очень хорошо. Тебе идёт этот темный костюм. А с шарфом и тростью, выглядишь как настоящий граф.

– La guerre n'est pas une courtoisie, mais la chose la plus dégoûtante de la vie32.

Лена молча обняла его. Ей было страшно. Николай знал об этом, поэтому поцеловал ее в макушку, положив руку на ее плечи:

– Ты самая бесстрашная девочка. А еще тебе больше идёт быть с длинными волосами.

Она подняла голову:

– Я знаю, но надо же в своей жизни что-то иногда менять.

– Уж лучше это.